Ася открыла ему дверь, подхватила рюкзак, встретила его тепло, но спокойно. Так, будто ничего в общем не произошло. Ну, поболел немного, полежал в больнице две недели, не так уж долго, но вот и выздоровел. Все в порядке! Хотя ничего, ничего не было в порядке. Но она же не знала о том, по каким рекам он плавал, по каким пустыням блуждал эти дни. Что было злиться? Зато Сашенька, Сашенька, едва услышала, что он вернулся, выбежала из комнаты навстречу с восторженным воплем; растрепанная, с длинными, раскиданными по плечам светлыми волосами, в какой-то новой темно-синей футболке с оранжевым смайликом, она обняла его и немножко потерлась щекой о его живот, приговаривая что-то милое, простое. Папочка, папа, ты вернулся… Олег почувствовал, что из горла поднимается рыдание, глаза наполняются влагой, но все-таки сдержался, отметив про себя эту странность, эту необычную повышенную сентиментальность. Ведь Сашенька и раньше встречала его точно так же, с малых лет, это радовало его, но никогда не доводило до слез.
Ему показалось, что за время их разлуки дочь немножко подросла, может быть, даже чуть располнела, ну да, бабушка всегда ее перекармливала, но сейчас ее круглое лицо, непричесанные волосы казались ему совершенными – такими живыми и родными. Они зашли к Саше в комнату, поговорили немного про новый танец, который они сегодня выучили, Сашенька плавным шагом прошлась по комнате, показывая что-то из урока, а потом распахнула шкаф: там висел костюм, который ей выдали для выступления, – черно-красный сарафан и белая блузка.
– Пап, ты не слышишь?
Олег понял, что дочка уже второй раз повторяет какой-то вопрос и все время произносит странное слово «хо́ра», а он отключился, устал. Улыбнулся ей, похвалил костюм и отправился в кабинет, решив, что еще немного поживет здесь, ведь он еще не оправился до конца.
Видимо, и Ася так решила. Белье на диване было застелено свежее, светло-голубое, он любил этот комплект, прилег ненадолго на покрывало.
Изобилие книг, стикеры на компьютере не вызывали в нем никаких желаний. И все-таки, полежав немного, он поднялся и сел за стол, включил компьютер, раскрыл файл со статьей, которую он писал даже и в первые дни болезни. Прочитал несколько страниц. Смысл сказанного в общем был понятен. Но продолжить, развить – словом, дописать статью он был не в состоянии: так студент-первокурсник понимает чужие идеи, но не может их подхватить и усилить, тем более породить похожие.
Как же жить теперь? Его главный инструмент, мозг, отказывался ему служить. Еще в больнице Олег скачал на телефон несколько приложений – тетрис, игры в слова и судоку – и убедился, что слова складывает превосходно, что и с судоку справляется вполне сносно. Его ничуть это не утешало. Потому что, едва он брался за какую-нибудь скачанную на планшет книгу, исторический труд или современный роман, текст казался ему невыносимо скучным. Мир мыслей, как и мир предметов, был пустым, плоским. Разумеется, это сам он был пустым и плоским. Сдувшийся шарик. Использованный презерватив. Нет, секса не хотелось тоже. С этой мыслью Олег уснул. Ему показалось, что он проспал совсем недолго, но к окнам снова подступила темнота.
Он сыграл в судоку, в слова, а потом три партии в любимый тетрис, улыбнулся «новому рекорду за день» и высоким баллам, но все это ему наконец наскучило. Однако осталось ли на свете что-то, что ему не скучно? Чего ему всерьез хочется? Очень-очень?
Олег задумался и вдруг почувствовал, что одно острое желание, безусловно, живет в нем, но он прятался от него, не признавался, а сейчас разглядел его и понял, чего он хочет. Горько, болезненно он хотел снова быть маленьким мальчиком. И чтобы мама обняла его и нежно, но крепко держала в объятиях, и жалела, жалела, жалела, и гладила по голове, а он тихо плакал. Она повторяла бы самые обыкновенные, ласковые слова: вот какой ты у меня молодец. Как тяжело болел и справился, выздоровел. Какой ты хороший и умный заяц. Ты мой зайчик.
И в конце концов он обязательно утешился бы. Слезы бы высохли, он снова стал бы веселым и сильным. Начал соображать нормально. И снова все было бы хорошо.
Но его настоящая мама жила в другом городе. Она никогда не называла его «заяц», хотя, конечно, любила его, гордилась его успехами, коллекционировала все его статьи, тем более книги… Она знала про его болезнь, переживала, но Олег старался беречь ее и сильно преуменьшал свою немощь, попытался даже скрыть от нее больницу и скрыл бы, если бы Сашенька не проговорилась. Еще по пути из больницы, в такси, он позвонил маме, и она порадовалась, что он выписался и едет домой, но говорить долго не могла, сама торопилась в поликлинику разбираться с ногами, которые ходили все хуже.