Выбрать главу

- Маманя, - словно простонала с нежностью и невыразимой радостью девушка, протянув к ней большие сильные руки.

Мушка хотела броситься к внучке, но Пыш остановил ее резким движением. Руки девушки повисли в воздухе, а глаза, эти необычные, непривычные, ужасающие глаза наполнились удивлением.

- Вы все сошли с ума! - с чувством воскликнула Варвара Никифоровна, отталкивая останавливающие её руки, - Это же наша Ровенушка! Птичка моя маленькая, моя крошечная девочка!

И Варвара Никифоровна бросилась к девушке, горячо обнимая ее и осыпая поцелуями золотистую макушку.

Ровена обхватила ее сильными руками, зажмурилась от счастья, прижалась к ней и прошептала с улыбкой: 'Бабулёнок! Мой маленький бабулёнок!'

Стоящая Варвара Никифоровна, которая действительно была только на несколько сантиметров выше сидящей девушки, не стеснялась счастливых слез.

- Я остаюсь здесь ночевать, а вы все идите к Фуксии! - заявила растроганная Тетушка, вкладывая в слова 'идите к Фуксии' глубокий смысл.

- Мы с Поди тоже остаемся здесь! - решительно произнесла Мед, - напоишь нас, племяшка, чаем с клюквой, у тебя ее полно?!

- Нет, - виновато произнесла Ровена, - клюквы нет, только брусника, но я завтра принесу из леса клюквы целую корзину!

Девушка поднялась, радуясь гостям, которых обдало новой волной страха. Перед ними стояла богатырка с пристегнутым к поясу охотничьем ножом, в которой было более двух метров роста.

Кро громко кашлянул, уведомив друзей о том, что спускается на улицу, остальные в молчании потянулись за ним, судорожно вцепляясь в перильца высокого крыльца.Через дорогу в слабоосвещенном окне металась большая тень, Фуксия, казалось, энергично стирала в тазу. Семеро путешественников вошли нерешительно в избу и увидели, что хозяйка энергично чистит и потрошит еще живую рыбу, едва справляясь с ней. Вторая рыбина уже шипела на большой сковороде, издавая аппетитный запах. Пахло душистым травяным чаем. С печи доносилось громкое сонное посапывание. Хозяйка, закончив битву, убрала со стола, вымыла руки, достала бутыль со смородиновой настойкой и, охотно рассказывая о деревенском лесном 'житье - бытье', принялась нарезать свежий пористый хлеб. Береза и Рокки с удовольствием помогали ей разливать чай и раскладывать готовую рыбу по тарелкам.

Профессора мучали и угрызения совести, и смутная тревога. Наспех выпив кружку чая, он вышел на крыльцо. Оранжевое окошко стало чёрным.

Не замечая стоящего в тени Войшило, крадущейся походкой прошла наряженная молодая баба с узелком и длинной толстой косой из - под платка. 'В такое время? - подумал профессор, - Не иначе, как на свидание'.

Из тени от соседней избы вышла такая же, с узелком и косой, и окликнула ехидно первую: 'Огородами пробираешься, Снегурушка?!'

- Не твое дело, Мизгириха! Беги домой на своих тощих волосатых ножках! - огрызнулась первая.

- Это у меня - то, тощие?! - завопила вторая, проворно откладывая узелок к забору и бросаясь на обидчицу.

Обе женщины сцепились, пытаясь ухватить за вражью косу. Профессор усмехнулся и незамеченным перешел дорогу, поднялся по крыльцу и приоткрыл дверь. За ней раздался дружный хохот. Войшило прислушался.

- Перестань смеяться, мой бабулёнок, все подушки посвалила! - звонко говорила Ровена, - Ну и что, что тетя Мед хочет выйти замуж за великого ученого или тирана?! А я хочу выйти замуж за генерала!

И снова все дружно засмеялись, включая девушку. Все четверо хохотали, как сумасшедшие, а громче всех - Варвара Никифоровна.

- Ой, не могу! - еле выговорила она, - Да все генералы - то тебе под мышку будут! Со стульчиком будут свататься! Выстроятся в очередь, и все с табуреточками!

И снова лежащие внутри на медвежьих шкурах залились веселым смехом. Войшило улыбнулся, продолжая слушать их разговор.

- Да - да, - поддакнула охрипшая от хохота Мед, - в пупок будут дышать все генералы! Ха - ха - ха!

И опять взрыв неистового хохота. 'Это моя Варюша всех завела', - подумал с улыбкой профессор.

- Бабуленок, только не смейся, - раздался свежий голосок за дверью, - а чем французский поцелуй отличается от итальянского?!

- Ой, умора, это Фуксия ее просветила! - простонала сквозь смех Варвара Никифоровна, - Ох, не могу! Жалко, господин профессор не слышит!

И все четверо разразились безудержным гоготом. Женщины еще дрались в тени забора, ничего не видя и не слыша, осыпая друг друга изощренными оскорблениями.

Профессор прикрыл дверь, гоготнул сам и посмотрел на небо, на осенние звезды. Какая долгая ночь! Его взгляд перешел на окно Фуксии, за которым продолжалась поздняя трапеза, затем - на реку, скрытую белым туманом. Неожиданно из тумана, как из молока, вынырнула фигура молодого оленя с раздутыми ноздрями, с разинутым пенным ртом и выпученными блестящими глазами. Тяжело храпя и разбрызгивая с боков воду, олень, дробно стуча копытами, помчался вдоль по улице. Дерущиеся в ужасе прижались к забору и, казалось, слились с ним. Из тумана вылетела стая мокрых волков, неслышно преследующих на мягких лапах добычу. В другом конце улицы залаяли протяжно с подвыванием проснувшиеся собаки. Профессор даже успел заметить рубиновые глаза хищников, и, как стая исчезла, вспомнил строчку из своего юношеского стихотворения: 'Замирают чутко звери на больших и мягких лапах ...' Как давно это было. И уже пройден большой жизненный путь, который научил: чтобы развиваться, надо идти. И не просто топтать дорогу, а идти по ней к Богу.

...Когда стук копыт стих далеко за деревней, профессор поспешно пересек вмиг опустевшую улицу и вошел в избу Фуксии, пропахшую жареной рыбой, мятным чаем и кислым молоком.

- Вот так все наши мужики - то и спились! - рассказывала раскрасневшаяся от настойки хозяйка, - Все, как один, померли!! И что за жизнь пошла: ни тебе свадеб, ни тебе детишек! Тут, как - то, сажала я в огороде патиссоны, вдруг свалился, как снег на голову, на мой огород мужечёнка! Так себе, не видный, за такого в базарный день и беличью шкурку не дадут! А все - таки, единственный, на всю бабскую деревню! Думала, моим будет, а он вмиг стал 'хозяином' и 'господином Патиссоном', а нам всем дал цветочные имена! Теперь для размножения - несем бутылку, чтоб приласкал - закуску, а чтоб пообещал жениться - две недели работаем на его огороде! Но жизнь наладилась, дети пошли!

- Это все очень интересно, любезная Фуксия, однако, как Вы нашли девочку? - в нетерпении спросил профессор.

Мушка с Пышем сидели в темном углу с закрытыми глазами, приготовившись к самому тяжелому известию.

- В тот день, - начала бойко Фуксия, - с утра до обеда без передышки стреляли зареченские козлы, а я ловила рыбу у нашей речки, наглушила целое ведро! Вдруг вижу, батюшки мои, по полю бегут мужчина, женщина и девочка к нашей деревне! А козлы - то, видно, их приметили, и тут такое началось! Трах - бах! Вся земля ходуном ходила! Гляжу я, упали на земь все трое замертво! Ведро с рыбой я спрятала под кустом, а сама к ним! Девочка внизу оказалась, на ней - молодая красивая женщина, ох и красавица, каких свет не видывал! А женщину закрыл собою, стало быть, муж. Он всю ее закрыл и голову ее руками своими закрыл, у него спина вся была утыкана осколками, а у ней только один маленький осколочек в висок вошел между его пальцев! Прямо в висок вошел, маленький такой, осколочек! Всплеснула я руками, как этакое увидела, смотрю, из - под них девочка вылезла в такой же одежде, как родители, чудная одежда, как в зеркало в нее можно глядеться! Девчонка и давай их тормошить, да что уже тормошить - то?!

Мушка с Пышем, обняв друг друга, замерли в своем темном углу, словно сами умерли. А хозяйка продолжала с удовольствием, видимо, уже не первый раз рассказывать эту печальную историю: 'Взяла девчонка сумку отца, вынула у матери цветочек из кармашка, да какой цветочек, без воды не вянет! Побежали мы с ней за лопатами, пока козлы затихли, в лесу выкопали могилку побольше, девчонка, не гляди, что малая, быстрей меня копала! Силища в ней с детства неимоверная!