Набежала серая дымка дня и скрыла утреннее буйство красок.
Андрею было зябко и тоскливо.
Усталость корежила тело, угнетали невеселые мысли о гостиничном номере, что стал его домом на ближайшее время, о своей родной и такой далекой Москве, о сумасбродном климате Урала, о душевной скудости коллег, один из которых уже проявил себя…
В неуютном номере он сладко отоспался, ноги забыли о предательской дрожи, в столовой официантки накормили вкусно и недорого, и были по-домашнему добры и приветливы.
К вечернему спектаклю он пришел в театр — «потолкаться»! — поговорить, послушать — словом, убить время!
Он видел, как Егор прошел в свою гримерную, и что-то встряхнуло Андрея, то ли утреннее чудо, то ли мысль о завтрашнем дне, когда он будет до полудня валяться в номере или неприкаянно шляться по коридорам театра.
Он прошел следом за Егором и, неожиданно для себя, попросил взять его опять на охоту.
— Так я же звал уже? — удивился Седов.
— Опять в два?
— Рано? Давай чуть позже.
— Нормально. Там же?
— Второй причал! — лаконично закончил Седов, и не понять было, рад он напарнику или просто вежлив и не отказывает в просьбе.
«Слава богу, не злопамятен!» — подумал Андрей.
Рассвет он встретил на носу лодки посреди озера.
За вчерашний день Андрей свыкся с разноцветьем воды и берегов, далеких и плоских по краям озера, пришла пора разглядеть острова.
Их было много. Словно граненые стаканы темного стекла, с неровными краями, как обрезанные наполовину, высунулись они из воды.
Сверху, как вязаная плоская шапка, накрывала их полоска почвы, а на ней росли тонкие длинноствольные сосны — не такие коротышки, как на высохших болотах.
Андрей видел теперь всю картину в целом, и попросился сесть к мотору, чтобы не чувствовать себя пассажиром и гостем, а ощутить себя хозяином и лодки, и этого озера.
Егор пересел на нос лодки, Андрей примостился к мотору и не удержался — погонял лодку, повилял ею по воде, как виляют хвостом охотничьи собаки, когда весной, после долгой зимы, их выводят в поле — повилял размашисто и затаенно, словно сдерживая бурлящую силу. «Хвост» от лодки был длинный и медленно растворялся, сходил на нет.
Ветер был западный, и Седов решил, что тащиться к Озеру Ветров не следует — протока закрыта.
Он предложил охотиться вдоль берега и несколько раз выгонял лодку на берег, таскал Андрея по ближайшим увалам и опять умотал его так, что тот готов был возненавидеть такую охоту.
Косачей было мало, и охотники вынужденно дошли до Таватуя.
Протоки как не бывало — ровный, поросший сухой острой травой плоский берег был чуть ниже в том месте, где вчера был узкий канал. На глаз трудно было понять, где кончается твердый берег, а где начинается остров. Седов не советовал проверять это опытным путем — в плавучем острове были скрытые травой дыры.
Твердый берег был почти голый. Две-три сосны, две ели, несколько кривых берез, а дальше — до гор! — открытое место, поросшее редкими метелками тростника. Вместо протоки низкий болотистый берег — а за ним просторная вода озера Таватуй, а еще дальше, за нею — серо-синяя ломаная линия гор.
Место казалось некрасивым. Ветреное, открытое со всех сторон, оно было неуютным.
Березы, очищенные от листьев ветрами, стояли голыми, убогими из-за своей кривизны.
Егор развернул лодку к берегу, попросил пересесть Андрея к нему, отчего нос плоскодонки задрался, как у глиссера, и выгнал ее на довольно высокий берег.
Лодка сидела крепко — берег был плотным, торфянистым, сухим.
— Идем! — коротко скомандовал он.
— Куда? — подивился Андрей, считая, что в этом месте может быть только привал.
Егор махнул рукой в сторону, где в нескольких километрах от берега начинались горы.
Как и день назад, сославшись на усталость, Андрей резко сказал ему, что посидит здесь и подождет его столько, сколько нужно Егору, чтобы добыть что-нибудь.
— Жди! — коротко сказал Седов.
Он, казалось, не замечал раздражения Андрея и напоследок проворчал:
— Плох тот охотник, что ноги трудит для развлечения глаз… Надо, чтоб и пузу весело было…
Он хохотнул и ушел.
Андрей бродил по берегу, скоро потеряв Седова из виду. Вдалеке прошла стая уток, низко спадая к воде, но в его сторону стая не повернула.
Меж деревьев, что стояли на берегу, было много следов, место утоптано, чернело круглое кострище — что-то вроде стоянки охотников, когда западный ветер закрывает протоку плавучим островом. Рядом с кострищем лежал длинный шест — легкая ель, тонкая, очищенная от коры, судя по размерам, завезенная сюда издалека — все местные были толще, но намного короче ее.