Мы промолчали. Смотрю я на нашего командира и удивляюсь, как у него всё ладно и складно получается. Всего несколько минут назад мы были здесь лишними, над нами подшучивали и посмеивались, а стоило ему появиться, как сразу всё изменилось. Мы оказались в центре внимания, все присутствующие изъявляют желание помочь нам. Капитан Трембак не только выделил нам двух бойцов для переноски аппаратуры, но даже решил сам заняться нашим размещением в блиндаже.
И вот мы, гружённые тяжёлыми ношами, идём на передний край нашей обороны по узким и извилистым ходам сообщения. Я несу динамик – десятикилограммовую металлическую чушку. Нести неудобно, динамик перекатывается по спине, цепляется широким раструбом за стенки окопа, бьёт по бокам и позвоночнику. Встречные солдаты, завидев нас, прижимаются к стенкам траншеи, стараются понять, что это за оружие мы несём, которого они ещё не видели. Наконец, мы достигли нашей цели – небольшого блиндажа на самой передней траншее, предназначенного для отдыха свободных от дежурств бойцов. На одну ночь этот блиндаж отдали в наше распоряжение. С удовольствием сбросил свою ношу на пол и вышел наружу. Ночь была звёздной и тихой, но луны не было видно. В траншее в огневых ячейках дежурили солдаты, наблюдали за противником, пулеметчики изредка посылали короткие очереди. В ответ с немецких позиций тоже раздавалась такая же пулеметная очередь или в небо взлетит осветительная ракета, вырывая из темноты куски местности. Редко откуда-то прилетали одиночные мины и звонко шлепались где-нибудь за окопом.
Я стою в окопе и смотрю в темноту, где скрывается противник. Пахло свежей землей, с Одера тянуло сыростью. Вдруг я замечаю, как справа на светлом еще фоне неба появилась и быстро исчезла черная точка. Да это же птичка, догадался я. Она улетела туда к немецким траншеям, для нее не существовало ни переднего края, ни войны вообще. Я постоял еще с минуту-другую и вернулся в блиндаж. Ящики уже были расставлены на нарах, чехлы сняты и валялись под ногами на земляном полу. Богатиков, встав на корточки, возился у батареи электропитания. Курский колдовал над усилителем: щелкал переключателями, дул в микрофон, крутил какие-то ручки. На щитке усилителя заманчиво горели разноцветные сигнальные лампочки. Разведчики, офицеры, и залезшие нахально в блиндаж любопытствующие солдаты стояли поодаль и молча наблюдали за работой радистов. Гордость за моих друзей-радистов, за себя, так как я считал себя причастным к этому делу, охватила меня. Вот какую сложную технику доверяют нам – бывшим рупористам, над которыми вы еще недавно посмеивались.
– Кажется все, – сказал Богатиков, выпрямляясь во весь рост и стукаясь головой о перекладину, – Осталось самое главное – установить динамик.
Все повернули головы в угол, где, поблескивая металлом, лежал динамик-громкоговоритель. Разведчики вызвались сделать эту работу, но Курский и Богатиков заявили, что установка динамика ответственное дело и никому не могут поручить ее. Себе в помощники они взяли старшего лейтенанта Грищенко, как знавшего лучше других нейтральную полосу на этом участке, и меня по старой дружбе. Грищенко убеждал радистов установить динамик на одном из деревьев, которые росли на нейтральной полосе метров в сорока-пятидесяти от нашей траншеи перед проволочным заграждением.
– Эти деревья наверняка уже пристрелены фашистами, может быть установить рупор прямо на кольях проволочного заграждения? – не соглашался Курский.
– Деревьев на нейтралке много, вы сами увидите, что это лучший вариант. Только не отставайте, я бегаю быстро.
С помощью разведчиков мы выбрались из траншеи на бруствер и оказались на нейтральной полосе. Впереди идет Грищенко, за ним Богатиков и Курский с громкоговорителем. Замыкающим иду я. На этот раз мне поручена катушка с проводами, которую я тащу на своей спине. Сейчас особенно чувствуешь, как тесно, грязно и неуютно в окопах и как хорошо здесь в поле. Какой чистый и свежий воздух! Он пропитан чарующим и опьяняющим запахом полевых трав. Так и хочется встать во весь рост, крикнуть диким голосом и побежать босиком по полю навстречу упругому ветру, как это мы делали в далеком детстве, когда гоняли совхозных лошадей в ночное. Но вместо ржания лошадей я слышу пулеметные очереди. Где-то в стороне разорвалась залетевшая мина, а слева от нас взвилась ввысь одиночная ракета. Я еле успеваю за своими товарищами – мешает катушка, она медленно со скрипом вращается у меня на спине, оставляя на земле размотанный провод. Если я начинаю передвигаться быстрее, катушка скрипит еще громче.