— Да ладно, — повежливее ответил я. — У меня вообще-то к вам дело.
— Оно понятно.
— И я тут вам принес одну безделицу.
Я отдал подарок.
— Что это?
— Моя копилка.
— Спасибо тебе большое.
— Давайте, разбейте ее.
Колдунья швырнула свинью-копилку на камень. Деньги разлетелись во все стороны, но она живо их собрала.
— Копил это почти два года. Сколько здесь?
— Восемьдесят семь центов, конфедератский двадцатипятицентовик и вот еще значок. — Она вроде как ухмыльнулась. — Красивый к тому же! Что на нем сказано?
— Живи тихо с молчаливым Кэлом[167].
— Ну чем не предупреждение. — Колдунья опустила деньги в карман, а значок нацепила на платье. — Что ж, сынок, человека судят по делам его, как говорится. Чем я могу тебе помочь?
— Я насчет дедушки. Титуса Толивера.
— Титус Толивер? Ба, да я его знаю! Держал подпольную винокурню где-то на отшибе. Такой видный из себя, с черной бородищей.
— Был. Теперь он весь усох из-за ревматизма, неважно видит и совсем туг на ухо.
— Экая жалость! Но рано или поздно все мы начинаем разваливаться. А если пора уйти, то пора уйти.
— С этим-то у нас и проблема. Он не желает идти.
— Связан, что ли?
— Нет, мертв.
Колдунья пристально посмотрела на меня:
— Рассказывай.
И я рассказал.
Она выслушала, не прерывая. А когда я закончил, так на меня уставилась, что я чуть из кожи не выпрыгнул.
— Я догадывался, что вы можете не поверить, но это святая правда.
Колдунья покачала головой:
— Я верю тебе, сынок. Как уже говорила, я давно знаю твоего дедулю. Уже тогда был упертый, хоть кол на голове теши. Хронический случай упрямства.
— Скорее всего, но мы ничего не можем с этим поделать, док и преподобный тоже.
— А чего еще от этих двоих ждать? — сморщила нос колдунья. — Да что они вообще понимают?
— Не спорю, но, если вы нам не поможете, мы так и останемся между молотом и наковальней.
— Дай чутка подумать.
Колдунья выудила из кармана трубку и раскурила. Не знаю, что за табак она в нее закладывала, но вонища была убойная. Ноги снова зазудели, и не просто стопы, а полностью. В лесу смеркалось, налетел холодноватый такой ветер и застенал среди деревьев, заставляя листья шептаться между собой.
— Должен же быть какой-то выход — сказал я. — Амулет или там заклинание.
Она покачала головой:
— Это уже вчерашний день. Тут мы имеем дело с этой новомодной психологией, так что, и мыслить надо по-новомодному. Твоему дедушке не нужна ворожба. Он из Миссури, его собственные слова. Ему надо просто показать, вот и все.
— Показать что?
Колдунья хихикнула:
— Поняла! — Она подмигнула. — Точно, оно самое! Потерпи немного — я скоро.
И умчалась в пещеру.
Стал я ее, значит, ждать. Ветер свистел, ероша волосы на затылке, а листья были, будто человеческие голоса, шепчущие об ужасах, в которые совсем не хочется вслушиваться.
Затем колдунья снова вышла, что-то держа в руке.
— Вот, возьми, — сказала она.
— Что это?
Она рассказала, что это, а потом объяснила, что с этим делать.
— Неужто и вправду получится?
Это единственная возможность.
Итак, я сунул ее подарок в карман бриджей, и она меня подтолкнула:
— А теперь, сынок, поспеши домой, чтобы успеть к ужину.
Мне не требовалось повторять дважды — только не с этим холодным ветром, что стонал в деревьях, и не с темнотой, что сгущалась вокруг.
Я принес колдунье свои нижайшие благодарности и поспешил прочь, оставив ее перед пещерой. Когда я оборачивался последний раз, она полировала значок с Кулиджем кусочком ядовитого дуба.
Затем я продирался через лес и переваливал хребет. К тому времени, как впереди показалась поляна, стемнело так, что хоть глаз выколи, а, когда я переходил в брод речку, на воде уже рябила лунная дорожка. Ястребы, спокойно реявшие в небе над полем, внезапно всполошились, но я не стал ради них останавливаться. По прямой подбежал к ограде, перемахнул во двор и зашел в дом через черный ход.
Мама с кастрюлей стояла у плиты, а папа разливал суп. Они мне явно обрадовались.
— Слава богу! — воскликнула мама. — А то я уже собиралась посылать за тобой отца.
— Быстрее не получалось.
— Ты как раз к ужину, — сказал папа. — Нам бы проветрить мозги да решить, что делать со всем этим скандалом.
167
Имеется в виду Калвин Кулидж (Молчаливый Кэл), 30-й президент США. На значке — слоган его предвыборной компании.