Витька будто ждал этого всю жизнь, он перегнулся через меня, показал водителю еще один маленький фак и дернул ручник. Моя физиономия расплющилась о лобовое стекло.
«Газель» проскочила вперед. Злобная харя на миг отразилась в большом боковом зеркале «газели», после чего оно чиркнуло об ограждения дорожных работ, и изображение водителя со звоном разлетелось. Витька радостно завопил, газанул и ринулся в правый ряд наперерез всем. Меня вдавило в спинку сиденья. Вслед неслась какофония из автомобильных гудков. Началась гонка.
«Газель» пыталась пропустить нас вперед, но Витька пристроился ей в хвост. «Газель» тормознула, Витька крутанул руль влево.
– Я в глубоком пике и выйти никак не могу, – прохрипел Витька, не позволяя «комби» перевернуться.
Мы легли на левое крыло и, чуть не встав на два колеса, с визгом пронеслись мимо «газели».
– Что делает он! Вот сейчас будет взрыв! Но мне не гореть на песке, запреты и скорости все перекрыв, я выхожу из пике… – пел Витька под нос. Запахло жженой резиной.
«Газель» мелькнула в зеркалах. Я посмотрел на своего друга. Витька был «Яком»-истребителем, и нас преследовала не «газель», а фашистский «Мессершмитт».
«Газель» заревела и стала угрожающе приближаться.
– Я вижу – решил на таран, – крикнул Витька и утопил газ. – А тот, который во мне сидит, опять заставляет в штопор.
Наш «Як-комби» ввинтился в едва заметное расстояние между серой «БМВ» и красной «мицубиси». Для «газели» было узковато, мы оторвались. Сплошной поток машин подарил нам короткую передышку. Витька отер пот со лба. Я посмотрелся в зеркало – не появились ли седые волосы. Седых волос я не увидел, зато увидел «газель» с вконец обезумевшим рулевым. «Газель» сигналила и раздвигала машины, как ледокол льды. Через пару секунд она уже поравнялась с нами с Витькиной стороны.
Харя крутанула руль вправо. Избегая столкновения, Витька тоже крутанул руль, «комби» сильно мотнуло. Харя повторила маневр, нас мотнуло сильнее. Мы уже неслись по проспекту Мира, поток машин был слишком плотным для резких маневров. Нужно было предпринять что-то неординарное. Витька издал продолжительный хрюкающе-сопящий звук. Он весь вытянулся, казалось, что он хочет втянуть в ноздри все: желтые листья, синее небо и прозрачный воздух.
Когда харя собралась боднуть нас в третий раз, Витька высунул голову и что есть мочи харкнул в открытое окошко «газели». Комок величиной в теннисный мячик влетел в кабину, послышался вопль и нецензурная брань, заглушающая рев моторов.
Показался Крестовский мост, пора было сворачивать. Витька сбавил скорость. «Газель» шла следом. Прямо перед поворотом Витька резко повернул, и наш «комби» точно вписался в уходящую вбок эстакаду. Сзади раздался скрежет. Харя не справилась с маневром, и «газель» застряла, зацепившись за ограждения.
– Терпенью машины бывает предел, и время его истекло, – подытожил Витька.
У ворот кладбища мы остановились, тяжело дыша и счастливо улыбаясь.
– Круто, – сказал Витька.
– Ага, – согласился я и повернулся назад за урной.
На сиденье урны не оказалось. Я посмотрел ниже. На коврике, среди наваленных инструментов и всякого автомобильного хлама, лежали две половинки сосуда под гжель, раскрывшиеся, словно переспелый плод. Из зазора между половинками густо рассыпалась пыль, похожая на белужью икру.
«… твою мать!» – подумал я.
– Не ругайся при мертвых... – сказал Витька, и я понял, что подумал вслух.