- Почему? - не отставал начальник.- Силенок, что ли, не хватило, да?.. Испугался замерзнуть?
Не глядя на него, я молча кивнул.
- Забрали бы вы его от меня, гражданин начальник; видите, он уже фитилит! - услышал я голос Липкарта.
И как я ни крепился, слезы все больше и больше застилали глаза. Я низко опустил голову, пытаясь сдержать их, не смог и впервые после возвращения беззвучно заплакал.
- Ну все - местный! - махнул на меня рукой начальник, давая понять, что сеанс общения закончен, отвернулся и, стянув с себя нижнее белье, с веселыми охами и ахами полез в бочку с горячей водой. Его примеру последовал и уполномоченный.
...Они веселились, поочередно бегали в парную, с хохотом обливали друг друга ледяной водой, "травили" анекдоты, с наслаждением пофыркивая в своих бочках, обсуждали предстоящие дела...
...Я тихо скулил в своем углу, обняв теплый бойлер, следить за которым, судя по всему, была моя последняя обязанность на этом свете.
Из обрывков их разговоров, долетавших до меня, я понял, что утром уполномоченный отбывает в Оротукан, в управление.
Я и теперь не могу объяснить свое поведение в тот момент: фантастическая мысль зародилась у меня в мозгу: "А что, если попроситься вместе с ним? Ведь путь его обязательно будет проходить через "17-й", другой дороги не существует?!"
Я понимал всю безнадежность моей мысли, понимал, что своей фантастической просьбой вызову лишь презрительную усмешку, и все же с непонятной самому себе решимостью, решимо-стью отчаяния, что ли, выбрал момент, когда они, надев полушубки, докуривали послебанные цигарки, подошел к уполномоченному и, глядя ему прямо в глаза, тихо сказал:
- Гражданин начальник! Возьмите меня с собой до "17-го".
* * *
Он появился, как и обещал вчера, перед самым рассветом с последними тактами "Червонки", когда над вахтой лагеря медленно угас электрический фонарь.
Легко подпрыгивая на неровностях тропинки, за ним бежали детские саночки, то обгоняя хозяина, то, наоборот, застревая в наметенном снегу... Он легко дергал за веревку, привязанную к санкам, и те опять весело устремлялись под горку... На санках лежал маленький чемодан - обычный дерматиновый чемоданчик; в городах с такими ходят в баню или носят завтрак на службу.
"Зачем ему санки? - подумал я.- Такой чемоданчик проще нести в руках..."
Был он в форме.
Поскрипывали по утреннему морозу фетровые, с отворотами, светлые бурки... Распахнутый, подогнанный по фигуре черный полушубок ладно сидел на нем,- видно, лагерный портной очень старался угодить. Оперуполномоченный был крут. Вызвать его неудовольствие или гнев счита-лось рискованным - за это можно было поплатиться добавкой к сроку, а то и жизнью.
Я думал: "В каких закоулках человеческой души или сознания добро научилось уживаться со злом, милосердие с жестокостью? Все слилось воедино, все перемешалось... Иначе какими доводами разума можно объяснить, сопоставить вчерашний поступок уполномоченного с его же поступком полгода назад?.."
...Тогда, во время вечерней поверки, из строя заключенных неожиданно вышел высокий человек и, глядя в упор на уполномоченного, заявил протест против бесчеловечного обращения с людьми, против издевательства, жестокости и произвола, творимого лагерным начальством...
Такое, конечно, не прощалось. Ночь он просидел в карцере. А утром уполномоченный, сидя верхом на лошади и исступленно размахивая нагайкой, на глазах у всего лагеря угонял непокорного в следственный изолятор "17-го"...
С советским разведчиком Сережей Чаплиным мы были сокамерниками в ленинградских "Крестах", товарищами по этапу на Колыму, напарниками на таежных делянках Дукчанского леспромхоза, где два года кряду выводили двуручной пилой один и тот же мотив: "тебе - себе - начальнику..."
Когда началась война и нас этапировали в тайгу на прииски, мы поклялись друг другу: ...тот из нас, кто уцелеет во всем этом бардаке и кто вернется домой, должен разыскать родственников другого и рассказать им все, что знает.
Суждено было остаться в живых мне одному - Сережа погиб. Я выполнил данное ему слово. Разыскал его родственников. Беседовал с его дочерью. Родители назвали ее Сталина (какая жуткая ирония судьбы!!!).
Ушел из жизни редкого мужества гордый человек, достойный за свое благородство и смелость самых высоких наград и почестей! Его "отблагодарили" по-своему и сполна!!
Преступно осудили по статье 58.1а за измену Родине. Позорно предали, предали в своих же органах НКВД, офицером которых он был и которым служил, как настоящий коммунист, беззаветно и рыцарски честно всю свою недолгую жизнь!
Время, великое мудрое время в конце концов расставило все и всех по своим местам!.. Время восстановило светлую память о нем. После смерти Сталина его реабилитировали полностью. О Сергее Чаплине написана книга. Честная книга. Увы - посмертно!
Сегодня мне предстояло повторить последний путь моего друга. Повторить в той же компании, только на этот раз человек, спускавшийся сейчас по тропинке со своими саночками, был пеший... и без нагайки.
"Только бы не передумал",- шептал я про себя, как заклинание, глядя на подходившего ко мне уполномоченного...
Он остановился, без обычной своей иронической улыбки хмуро оглядел меня, как бы прикидывая, на что я гожусь, раздраженно пнул ногой саночки и полез в карман за махоркой... Саночки покатились было, но, ткнувшись в стену бани, встали... Щелкнула зажигалка, он закурил...
Предчувствие не обмануло меня - он колебался. "Только бы не передумал,- причитал я, стараясь унять нервную дрожь и боясь взглянуть на него,- сейчас все должно решиться... только бы не передумал".
Словно угадав мои мысли, уполномоченный прервал молчание:
- Значит, так!..- Он сделал несколько затяжек и протянул окурок мне.Кури и слушай!.. Я болван, что связался с тобой, полный болван!.. На хрена ты мне сдался вместе со своими посылка-ми!.. В гробу я их видел. Ты думаешь, я не понимаю, на что подписываюсь?.. Думаешь, не вижу, какой из тебя ходок сейчас?.. Все вижу и все понимаю, но только... только не люблю менять своих решений, не люблю!.. Такой уж я человек!
Он помолчал, собираясь с мыслями, и продолжал:
- Слушай меня внимательно: пойдешь следом за мной. Идти буду не торопясь, нормально... Но предупреждаю - не отставать! Отстанешь - пеняй на себя, уйду! Ждать не буду. Цацкаться мне некогда!.. Пойдешь один или останешься подыхать на дороге... Отдыхать сядешь тогда, когда я скомандую, не раньше. Никакой самодеятельности - иначе уйду! Подходят мои условия? Сдюжишь?!