– Может, принести шахматный столик? – сказал я. – Как будто мы в шахматы играем.
– Около ванной?! – прошипел дед. – Может, ещё в туалете разложимся?!
– Вы чего там шепчетесь? – вдруг спросила из-за двери Аська.
– А ты не подслушивай! – прикрикнул на нее дед.
В другой раз я от нечего делать уснул на своём посту, и нас засекла соседка. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если б не Аська. Она прервала своё купание и, высунувшись из ванной, стала орать на соседку:
– Что вы на старого человека орете?! У него даже телевизора нет!
Интересно, что сам дед, когда мылся в ванной, наказывал мне стоять у двери и следить, чтобы за ним никто не подсматривал.
Нет нужды говорить и о том, что дед был влюблен в Аську. Но странною любовью. Помню, как он выговаривал её жениху за то, что тот на ней не женится.
– Чего ты резинку-то тянешь? – говорил дед. – Хорошая же баба!
– А вы откуда знаете? – вдруг насторожился жених.
– Да мужики говорят, – замялся дед.
– И чем же она хорошая? – мрачнея, спросил жених.
– Чистая, – сказал дед. – По пять часов моется. Пока все мыло не смылит. И своё, и чужое.
Когда Аська наконец-таки выскочила замуж и уехала к мужу, дед стал всем хвастать, что она выскочила благодаря ему. Правда, потом выяснилось, что Аська выскочила не совсем за того жениха, с которым дед вел агитационную работу. Тот после дедовской агитации наоборот смылся.
Но дед все равно настаивал на признании своих заслуг.
– Может, она и матерью стала благодаря тебе? – спрашивали деда.
– Сомневаюсь, – говорил дед. – Благодаря мне она только стала женщиной. Это ж театр одного актера был. И одного зрителя. Думаете, она не видела, что за ней подсматривают? Она ж лепила себя под моим художническим оком! Это ж водная феерия была! Купальщица! Наяда!
Драма с собачкой
У моей тети была собака. Фокстерьер – по национальности.
Однажды, когда тётя была в магазине, у нее эту собаку украли. Она даже видела сквозь витрину, как вор отвязывал собаку от водосточной трубы, но не в силах была покинуть очередь за костями для собаки.
На другой день после кражи мы с мамой пошли к тете, чтобы поддержать её в трудную минуту, а заодно и пообедать.
Я надеялся, что обед будет хороший, поскольку собаки теперь нет и тёте не на кого сваливать вину, что котлеты без мяса.
Но обед оказался хуже, чем я надеялся, и состоял из трех блюд: на первое – стакан чая, на второе – второй стакан, а на третье – полстакана.
Тётя сказала, что не смогла нам устроить котлеты, поскольку они ей напомнили бы Тобика. Тобик – это фамилия фокстерьера.
Помню, я спросил тетю, какой породы её фокстерьер – кобель или сука?
Тётя сказала:
– Когда он гуляет с другими собаками, это – кобель. Но когда он ворует котлеты…
Мы с мамой стали пить чай, а тётя стала рассказывать, какой замечательный у нее был Тобик. Она называла его: умница, золотой ребёнок и собачий Карл Маркс.
Вообще, когда тётя рассказывала о Тобике, казалось, что речь идёт не о фокстерьере, а о супермене. Он защищал тетю от некрасивых хулиганов, нырял с вышки и плавал всеми способами, включая кроль, брасс, баттерфляй и немного по-собачьи.
Хотя позже тётя проговорилась, что плавал он только на спине. Да и то – на тетиной.
– А как мы с Тобиком загорали на пляже! – говорила тётя.
– И Тобик загорал? – спрашивал я.
– Нет, – говорила тётя. – Тобик лежал без дела. Но всякий раз, когда я выходила из воды, он приносил мне полотенце. Правда, один раз он принес чужое. Но оно оказалось ещё лучше моего.
Я уже с отвращением допивал пятый стакан чая, когда мама вспомнила, что у нее есть один знакомый инспектор уголовного розыска.
– А он захочет искать моего Тобика? – спросила тётя.
– Это зависит от того, сумеешь ли ты его к себе расположить, – сказала мама.
И они стали обсуждать, как лучше расположить испектора.
– Лучше всего приготовить хороший стол, – сказала мама. – И бутылочку хорошего коньяку.
– Боюсь, что такой стол будет напоминать мне Тобика, – сказала тётя.
– Он что, пил коньяк? – спросил я.
– Нет, он был порядочной собакой, – сказала тётя. – Не пил, не курил.
Мы с мамой наседали на тетю с трех сторон: мама с одной и я – с двух. Потому что когда тётя от меня отворачивалась, я заходил с другой стороны.
– Нет! – говорила тётя. – Устраивать такое застолье, когда Тобик не известно, где!
– Наоборот, – говорила мама. – Посидим, выпьем, помянем Тобика.
В назначенный день мы пришли к тете. Тётя надела на себя все украшения, какие у нее были, кроме, кажется, медалей Тобика.
Инспектор уголовного розыска опоздал.
– Еле нашёл вашу квартиру, – сказал он и сел рядом с моей мамой.
– Потерпевшая – она, – указала мама на тетю вилкой.
Инспектор покосился на тетю, которая рядом с ним выглядела, как старший инспектор, и, вздохнув, пересел к ней.
– Ну, приступим! – сказал он.
И открыл бутылку коньяку.
Выпив рюмку, инспектор сказал:
– И где же ваш песик?
Тётя сказала, что песика сейчас нет, но он оставил после себя фотокарточку, которую, правда, бывший муж тети сжег из ревности.
Тогда инспектор спросил, нет ли у кого авторучки, потому что его авторучку украли в трамвае.
Я подал инспектору свой карандаш, мама подала ему свой блокнот, а тётя на всякий случай – свои очки.
Инспектор высморкался в свой платок и спросил, есть ли у собаки приметы.
– Приметы есть, – сказала тётя. – Но они украдены вместе с собакой.
Тогда инспектор попросил тетю описать вора. Но тётя стала описывать его такими словами, что инспектор покраснел и сказал:
– Ваше описание, конечно, яркое, но абсолютно непригодно для розыска.