Он ребячески перебил ее:
— Она вам к лицу… Как сейчас вижу прозрачную голубую гладь реки и фигуру женщины в красной рубахе на желтой отмели — это красиво!
— Ты начинаешь говорить глупости!
Ей был неприятен его тон, и взгляд его глаз смущал ее, привыкшую видеть в нем мальчика. Но глубже этого недовольства трепетало другое чувство — маленькое, непонятное, что-то похожее на любопытство женщины к красивому, здоровому мужчине. И это еще более смущало ее.
— А вы не сердитесь на меня, тетя,— уж совсем по-детски, нежно, нежно попросил он, подойдя к ней сзади, поцеловал ее в шею.— Вы должны привыкнуть, что ваш племянник всегда говорит глупости.
И помолчав, сказал:
— Но, право же, вы были хороши тогда… и сегодня ночью вы мне снились…
Она засмеялась совсем молодым, звонким смехом, и вдруг стало весело и молодо.
— Меня? Во сне?.. Ну подожди, придет Люба, и я расскажу ей это! Она глаза тебе выцарапает!..
Он тоже смеялся:
— Нет, милая, дорогая тетечка, не говорите, прошу вас, не говорите!..
И потом, когда она встала из-за стола, схватил ее за талию и закружил по комнате.
— Не говорите!..
И целовал ее в щеки, лоб, глаза, волосы…
На полу дрожали тени листьев и прыгали зайчики; от Лии Дмитриевны пахло тонкими духами и недавно выглаженной кофточкой.
Ей было безотчетно весело, но потом закружилась голова и потемнело в глазах. От одного из его поцелуев она как-то вздрогнула, съежилась и вспомнила, что ей тридцать с лишком лет, а он — ее племянник, и сразу потух смех и стало все обыденным и скучным.
Лия Дмитриевна отстранила от себя Илью и еще с пылающими щеками и громко бьющимся сердцем стала поправлять прическу, избегая взглянуть в его сторону.
И Илья понял инстинктивно, что больше уже нельзя будет так просто обращаться с теткой, что что-то между ними выросло, и ему было неприятно и жутко радостно от этой перемены.
Он отошел в сторону и оттуда наблюдал за ней. Тот холодок, который он ощущал там, на берегу реки, в прошлый вечер, опять побежал по его спине и остановился в мозгу. Но потом его сменило прежнее бодрое чувство от сознания бьющей в нем жизни, и ему сейчас же захотелось увидеть Любу.
Почему-то она ему вспомнилась в зимней кофточке и котиковой шапочке, с розовым от мороза лицом… Они катались на коньках, играла музыка… Из-за дощатого забора, огораживающего каток, смотрели белые ветви деревьев, и серое небо было такое низкое, и падали одинокие снежинки. Он ей сказал тогда,— он это ясно помнит,— что жизнь — игра в банк, что выигрывает в ней тот, кто меньше думает… А она засмеялась и ответила: «Когда мало думают,— делают много глупостей…» В тот же вечер они впервые поцеловались на темной лестнице, ведущей к квартире Любы… Прошло полтора года, осенью она будет его женой… И если это глупости, о которых потом пожалеешь, то как зато приятно делать теперь эти глупости!..
Лия Дмитриевна незаметно ушла в сад, и он остался один.
Издали был виден ее зонтик, мелькавший между зеленью деревьев.
За рекой, на другом берегу, сгрудившись, в воде стояли коровы, а около шлепали голые ребятишки.
Вода была прозрачная и гладкая — в ней лежало перевернутое небо, голубея нежными светлыми тонами.
Илью потянуло туда, к реке.
Он спрыгнул с окна, на котором сидел раньше, и, широко шагая через клумбы, спустился к обрыву.
И хотелось петь, поднять что-нибудь тяжелое, сделать что-нибудь отчаянно-смелое.
Стоя высоко над рекой, над крутым скатом, под которым до воды тянулась золотистая полоса песку, он подставил загорелое лицо речному ветру и еще неокрепшим низким баритоном вытягивал:
В деревне в ответ ему лаяла собака… Полз длинный плот, на нем копошились люди и, увидав Илью, что-то закричали ему и замахали шапками.
Тогда он в свою очередь махнул им рукой и, сразу повысив голос, отчего он у него перешел в звонкий альт с молодым задором, кинул:
— Держи, дядька, на бабайку, а не то пропаде-ешь! [6]
Потом быстро опустился на землю, ухватился обеими руками за росший на обрыве куст и повис на нем.
Большой ком сырой красной глины выскользнул из-под его ног и с шумом плеснул в воду.
Илья оглянулся ему вслед и с жутко-радостным замиранием сердца прыгнул за ним и сразу погрузился в мягкий, горячий песок…
В этот день до полудня на лугу за лесом девки складывали в копны сено, и делали это они быстро, под надзором хозяйского сына, боясь, что найдет гроза и посыпет дождь. Лица у них были красные, а песня, которую они пели, была заунывная, без конца и начала, без слов и мотива.
6
Эта фраза часто употребляется белорусами в насмешку над плотовщиками — «москалями». На бабайку — на боковую.—