Дмитрий Кашканов
Рассказы
Сеёга.
– 87515, разрешите предварительный?
– 87515, пьедваьительный ъазьешаю по тъетьей: Паъни, хуьмы пъивезете?
– Серега, сколько тебе?
– Ну, ведъо.
– У нас ведра на борту кончились.
– Ну пъидумайте что-нибудь, я встъечу.
«Свисток» Як-40 направляется в край вечного лета и дешевой хурмы, в город, а точнее большой кишлак Сары-Ассию. Багажник самолета заставлен ведрами, на дне которых лежат записки с указанием кому, сколько и почем. Все как всегда. Ничего нового.
Примерно через три часа возвращающийся самолет появляется на экранах диспетчерских локаторов Ташкента.
– 87515, по готовности снижайтесь на Сырдарью 3300, начало доложите. На втором комплекте отработайте с Рулением.
– 87515, понял, снижение 3300 доложу.
– Руление, 87515?
– 87515, встъечать?
– Не понял, зачем встречать?
– Ну, хуьмы взяли?
– Пожалуйста, не ругайтесь в эфире!
– Паьни, я сеьезно, хуьма на боъту?
– Серега, будешь материться в эфире, в угол поставлю! Все, до связи.
Ведро отборной хурмы для Сереги приготовлено. Он встретит, рассчитается и обязательно поблагодарит. Зато, какое оживление в кабинах вызвал простенький диалог диспетчера с экипажем!
Обледенение.
Зимой в узких горных долинах летать не особенно приятно. Если стоит поперек пути облако, деваться некуда, приходится лезть черту на рога. Не наобходишься. Горы кругом. Если на локаторе белое пятно от края до края и темно серая облачная куча с длинной загнутой бородой дождя внизу перегородила долину, надейся на матчасть, на удачу и дуй вперед.
– Давай на схеме повыше заберемся, до пяти семьсот хотя бы, а там и обходить не страшно. Все-таки безопасная высота.
– Конечно, давай здесь набирать. Только не пять семьсот, а три триста наберем и запросишь отход. Пока до засветки дойдем, все пять семьсот и будут.
Перегруженный самолет медленно, по пять метров в секунду, набирает высоту, кружась на схеме аэродрома вылета. Эдак можно весь керосин спалить на набор высоты, а потом ведь еще лететь почти час.
– Запрашивай отход от привода.
– Душанбе Подход 87848, пересекаю 2700, курсом на Октябрь: набираю 3300.
– Во, болтнуло! Язык к небу прилип.
По стеклам кабины зашумел то ли дождь, то ли град, стихия играючи кинула самолет вниз, дернула влево-вправо, бурно потянула вверх и, балуясь, снова бросила вниз. Желудок вместе со съеденной в предыдущем полете курицей отправился свободно путешествовать по организму от горла до кресла, грозя освободиться от тяжести пищи и бегать налегке. Пассажирские желудки так и поступили. Пилотов спасли привязные ремни и чувство ответственности.
Снаружи стало совсем темно. По стеклам побежали уже не просто суетливые тоненькие струйки воды, а настоящие бешеные ручьи.
– У меня скорость не показывает! – доложил командир. – Перехожу на резервное питание.
Второй пилот, похолодев от ощущения предстоящих неприятностей, незаметно, опустив руку к тумблерам включения забытой системы противообледенения, одним движением включил систему. Но лед уже успел забить приемники воздушных давлений.
– У меня скорость ноль, – кисло доложил второй пилот.
– Взял управление! – скомандовал командир. – О-оп! Продуло!!! Есть скорость!
– У меня тоже.
– 270?
– 270.
Самолет бросило еще пару раз, потом мелко потрясло, отряхивая от прилипшего льда, и вышвырнуло из тучи на свободу.
– Надо же, сколько летаю, такого обледенения, чтобы включенные ППД замерзли не встречал, – удивляясь силе стихии, сказал командир
– Наверно просто сильный град. Градины попали одна за другой в отверстие ППД и забили. Пока таяли, скорость и пропала, – наукообразной версией прикрывая свой ляпсус предположил второй пилот.
Только через полгода, экипаж хорошо выпил после рейса и второй, извиняясь, рассказал командиру про тот случай. Командир улыбнулся и простил. Такое ли еще бывало!
Лёщик.
Самолет уже полон, на своих местах сидят тридцать счастливчиков. Двое, кому места в салоне не досталось, переминаются в багажнике, еще один сидит в туалете на унитазе. Багажник доверху завален чемоданами и сумками. Под вешалкой, мешая стоять «зайцам», сложены коробки и ведра с хурмой.
Серьезный второй пилот, оформив на крыле сводно-загрузочную ведомость, не глядя на еще внушительную очередь из желающих улететь, поднимается по трапу в салон. Механик, с сожалением оглядев потенциальных пассажиров, спрашивает:
– Ну что, закрываем?
– А куда их? На корточках полетят, что ли?
– Расходитесь! – командует механик собравшимся, поднимается и готовится закрыть трап. – Командир больше никого не возьмет, некуда уже.
– Эй, лёщик! – зычный голос горца через весь салон доносится даже за закрытую дверь кабины. – Зачем неправду говоришь? Командир сказал, на корточках место есть. Я на них полечу. Забери. А?
Счастливые «зайцы» в багажнике, преданно глядя в глаза, сочувствуют бортмеханику:
– Слушай, совсем обнаглели, Командир говорит места нет, а он лезет.
– Лёщик!!! – тонет в шуме поднимаемого трапа тщетный призыв.
Тяжело-тяжело, с последней плиты самолет отрывается и, чадя старенькими двигателями, медленно набирает высоту.
Моджахед.
Молодой второй пилот, еще ничем не заслуживший к себе особого отношения, вдруг решил выделиться и отрастил бороду. Ладно бы обычную лопатой, а то этаким бубликом, без усов. Похож стал на норвежского шкипера. Трубки не хватает!
Что хотел сказать этим?
Начальство на всякий случай напряглось: Наши летчики с бородами не ходют!
Тайну отгадал водитель топливозаправщика: «Моджахед! До чего Аэрофлот дошел, афганцев на работу брать стали!»
Кличка прилипла и дошла до верхов.
Во избежание преследования по политическим мотивам бороду пришлось сбрить.
Воронеж.
Пассажиры накормлены, напоены, подносы убраны. Сидеть смотреть в круглый иллюминатор на проплывающие внизу хребты и ущелья уже прискучило. Улыбаясь, будто по служебной надобности, молоденькая проводничка Юлька пошла к двери в кабину. После условного стука бортмеханик открыл дверь.
– Тебе чего? В салоне все в порядке?
– Товарищ командир, я все сделала, можно я у вас в кабине до посадки побуду?
– Побудь, конечно, только дверь за собой закрой, – великодушно разрешил молодой командир.
Утро, лето, видимость миллион на миллион. Расступившиеся горы открывают величественный вид на озеро Иссык-Куль. Солнце еще не высоко, и над синим-синим озером легкая голубая дымка утренней влаги. Вода гладкая, без единой морщинки. По озеру разбросаны неподвижные точки рыбачьих лодок. Население занято утренним ловом. Большой катер идет, оставляя за собой два длинных уса. Синие горы тенью отражаются в синей воде.
– А это что за река? – Юлька привстает на цыпочки, чтобы поверх приборной доски видеть всю эту красоту.
– Так это Волга, – не отрываясь от приборов, говорит второй пилот.
– Волга! Здорово! А мы куда летим?
– В Воронеж, – обыденно отвечает второй.
– А у меня в задании что-то другое написано, – растерянно говорит Юлька.
– Опять ваши в службе напутали. Прилетим в Ташкент, сходи, разберись.
– Красота какая! Воронеж!
За час стоянки, покупки горных абрикосов и смородины, Юлька так и не догадалась, откуда везет в Ташкент загорелых и веселых пассажиров. А то, что у них над входом в малюсенький зальчик вокзала написано «Чолпон-Ата», так кто их знает, этих воронежцев? Может у них так аэропорт называется.