Погрузившись в свои мысли, Наталия не заметила, как миновала ворота.
— Пропуск! — крикнул ей вдогонку солдат.
Она вернулась и, передавая пропуск в протянутую загорелую руку, сказала:
— Ах, извините.
Выйдя из крепости, Наталия увидела на остановке свой трамвай и быстро пошла, потом побежала к нему. Запыхавшись она вскочила в вагон, когда трамвай уже тронулся, не устояла и упала на первое попавшееся сиденье. Напротив сидел человек в рабочей блузе. Голова его тяжело склонилась; на коленях лежал букетик белых левкоев.
«Куда он везет эти цветы? — заинтересовалась Наталия. — Мне жалко его. Почему мне всех так жалко?»
На повороте к городу за окнами трамвая, над полосой фиолетового тумана показался еще на мгновение огромный румяный диск солнца. Кондуктор тронул Наталию за плечо.
— Извините, билет?
Мелюзга[15]
Октавия Коцелл обладала таким неисчерпаемым запасом энергии и предприимчивости, словно природа, создав эту крепкую и деятельную девушку, предназначала ее распоряжаться судьбами тысячи людей.
Между тем этого избытка сил едва хватало, чтобы самой удержаться на поверхности той жизни, которую обстоятельства, происхождение, традиции, взгляды и тому подобные кумиры сделали целью ее усилий и стремлений. Ибо это оказалось не менее трудным, чем осуществление тех огромных задач, которые стоят перед людьми большого полета. Наследственные традиции среды требовали, чтобы Октавия во что бы то ни стало вышла замуж, и она знала, что может достичь этого без особого труда, так как отец ее был человек состоятельный и вокруг нее увивалось немало охотников за приданым. Но не таким путем хотелось Октавии получить мужа, это она оставляла на самый крайний случай. Она стремилась к замужеству, как миллионы людей стремятся к своим возвышенным или обыденным целям; она склонна была удовлетвориться, чем придется, но не хотела расстаться со своим идеалом. И в зависимости от обстоятельств она то готова была согласиться на самые унизительные условия, то проникалась надеждой, что, оставив без внимания даже малейший намек на расчет, она узнает счастье любви, грезившееся ей в ее девичьих мечтах. И вот тут-то и возникала самая непреодолимая трудность. Октавия в противоположность многим женщинам, не обольщавшимся даже явным своим успехом, пренебрегала тем весьма огорчительным фактом, что ее считают женщиной, не пользующейся успехом у мужчин. Она не разрешала себе думать об этом, движимая каким-то здравым предчувствием, что ожидать худшего — это уже половина поражения.
Однако по каким-то намекам, да и по горькому своему опыту она поняла, что положение ее довольно плачевное. Но она не предалась малодушному отчаянию — наоборот, это заставило ее привести в движение свой неиссякаемый запас энергии. Некоторыми обстоятельствами она старалась воспользоваться, к другим приспособиться, ибо это была единственная возможность подчинить их себе. Не питая иллюзий, что ее кто-нибудь отличит, если она будет жить, как все, в обыкновенных условиях, она избрала другой путь. Она решила создать в своем доме пленительный, сулящий удовольствия образ жизни, центром которого была бы она сама. Если существуют женщины, обаяние которых распространяется на все, что их окружает, то почему бы она, создав вокруг себя чарующую атмосферу, не стала бы в таких условиях и сама нравиться. От людей блеск передается вещам, а от вещей — людям.
Купленное в то время Люцианом Коцелл поместье Выджин пришлось в планах Октавии как нельзя кстати. Там был просторный дом в пятнадцать-двадцать комнат, большой фруктовый сад, парк с ручьем, за парком сосновый лесок, где можно было устраивать пикники и увеселительные прогулки. Неудивительно, что в Выджине всегда было полно гостей, особенно в субботу и воскресенье. Появлялся тогда и отец Коцелл, которого в другое время дела лишали возможности оставить город. Но и в будни часть комнат была всегда занята, преимущественно молодыми девушками, которые заполняли свое время сном, прогулками, беседами и делом, как они называли чтение. А когда появлялись мужчины, все начинали танцевать, петь, пить, флиртовать, составлять всякий раз шутки ради новые пары, которые, впрочем, и не ради шутки часто уединялись в каком-нибудь укромном местечке парка или в дальнем уголке поместья.
Октавия прилагала все усилия, чтобы гости оценили ее изобретательность и были благодарны за прекрасно проведенное время. Она была счастлива, когда говорили, что нигде нельзя так повеселиться, как у нее, когда хвалили постели в комнатах для гостей, обеды, торты, сливки, кофе, мебель, наряды. Она всегда появлялась во всеоружии, элегантно одетая, свежая, остроумная, готовая предоставить гостям все, что только может дать им Выджин. Когда разгулявшейся ватаге надоедали гостиная и парк, то повозка, лошади, скирды, сено, овины, ароматный лабиринт хмельника — все служило всеобщему веселью, на которое под однообразный ритм работы поглядывали издали выджинские крестьяне.