На липе Авиктеса ужас прорезал новые морщины, а на лбу выступил предсмертный пот. Он, как и я, понимал, что перед нами существо, не подчиняющееся никаким законам и не приносящее ничего, помимо несказанного зла и бед. Учитель воззвал ко мне дрожащим голосом и сказал: «Я не знаю, что это и каковы его намерения по отношению ко мне. Я не владею силой, чтобы остановить его. Уходи, оставь меня; я не хочу, чтобы кто-либо видел, как падут мои чары, и наблюдал роковые события, которые могут последовать. Уходи, пока есть время, или же и ты тоже падешь жертвой этой тени…»
Хотя ужас сковал меня до глубины души, я не хотел оставлять Авиктеса. Но я поклялся подчиняться ему всегда и во всем; к тому же я понимал, что вдвойне бессилен перед тенью, раз сам учитель оказался перед ней беспомощен.
Попрощавшись с Авиктесом, на трясущихся конечностях я выбежал из проклятого зала и с порога увидел, как чужеродное пятно, расплываясь по полу тошнотворной кляксой, наползло на Авиктеса. В тот же миг учитель закричал, будто снедаемый кошмаром, и его лицо потеряло сходство с прежним Авиктесом и превратилось в перекошенное, искаженное лицо безумца, который борется с невидимым инкубом[19].Больше я не мог на это смотреть. Я побежал по коридору и выскочил через портик на террасу.
Красная луна, зловещая и горбатая, нависла над утесами; в ее свете тени деревьев вытянулись, а штормовой ветер раскачивал кедры, будто рвал с плеч заклинателей длинные плащи. Пригнувшись от ветра, я заторопился по террасе к внешним ступеням, что вели крутым спуском на каменную, полную провалов осыпь за домом Авиктеса. С прытью, усиленной страхом, я добежал до края террасы, но не смог шагнуть на верхнюю ступень: с каждым шагом мрамор под ногами плавился и лестница отдалялась, словно блеклая линия горизонта перед путником. И хотя я, задыхаясь, бежал изо всех сил, спасительных ступеней так и не достиг.
Со временем я сдался, поскольку видел, что неведомое заклятие изменило пространство вокруг дома учителя, чтобы никто не мог покинуть его. Покорный уготованной мне судьбе, я вернулся в дом. И когда взбирался по белым ступеням при свете низкой, заблудившейся в утесах луны, увидел, что под портиком меня кто-то ожидает. Только по струящейся лиловой мантии — но не по другим признакам — я узнал в этой фигуре Авиктеса. Его лицо потеряло сходство с человеческим, стало отталкивающей маской, где черты учителя слились с чем-то неведомым на земле. Изменение выглядело более страшным, чем смерть или разложение; лицо приобрело тот безымянный, гнойный оттенок, которым поразила меня ранее тень, а черты частично походили на ее плоский профиль. Такие руки не могли принадлежать ни одному земному существу, а тело под мантией вытянулось и покачивалось с тошнотворной гибкостью. В лунном свете казалось, что с лица и пальцев сочится тление. Сегодняшний преследователь, как неотвязная болезнь, исказил и изъел тень моего учителя — но не стоит описывать, как она двоилась.
Я бы охотно закричал, если бы не потерял от ужаса дар речи. Существо, когда-то бывшее Авиктесом, молча поманило меня, не размыкая живых, но притом гноящихся губ. Оно не сводило с меня глаз — они превратились в сочащуюся гнусь… Мягкой проказой пальцев оно ухватило меня за плечо и повело, едва не теряющего сознание от омерзения и страха, по коридору в комнату. Там вместе с несколькими товарищами находилась мумия Ойгоса, помогавшего нам провести ритуал с табличкой.
В неподвижном бледном свете негаснущих ламп я увидел, что мумии стояли у дальней стены, все на своих местах, и от каждой по стене тянулась высокая тень. Но у длинной тонкой тени Ойгоса появился спутник, как две капли воды похожий на пагубное пятно, что преследовало мастера, а теперь слилось с ним. Я вспомнил, что Ойгос исполнил свою часть ритуала и вслед за учителем повторил неизвестное слово. Я понял, что ужас вот-вот настигнет и его и изольется на мертвого, как уже излился на живого. Мерзкое безымянное существо, которое мы самонадеянно вызвали, стало видимым для смертных глаз, но этого ему было мало. Мы вытянули его из бездонных глубин пространства и времени, в неведении использовав зловещее заклятие, и оно пришло в выбранный им самим час, чтобы заклеймить призывавших самым страшным образом.
Ночь отошла, и настал день. Он тянулся вязким, липким кошмаром… Я видел, как чужеродная тень полностью слилась с телом и тенью Авиктеса… Я видел медленное наступление второго пятна: оно сливалось с тощей тенью и сухим, смолистым телом Ойгоса и обращало мумию в подобие того существа, в которое превратился учитель. Я слышал, как кричит от боли и страха человеческим голосом мумия, видел, как она бьется в судорогах второй смерти.