Окинув быстрым взглядом худощавую фигуру гостя, джинсы с модными потертостями, чёрную водолазку под горло, мелированные волосы и серьгу в левом ухе, Юматов решил, что поторопился причислять интервьюера к ботаникам. Наверное, свою роль сыграло чересчур экстравагантное для молодого человека место работы.
– Вы, наверное, студент журфака. Угадал? – Ярослав повесил куртку на вешалку и повел парня за собой в кабинет. – Странное место вы для практики подобрали…
– Не совсем так. Я на втором курсе филологического… А почему странное?
– Хм… Скажем так… Эпоха толстых литературных журналов, как бы… отошла в мир иной. Вам так не кажется?
– Нуу… Если вы имеете в виду, как способ донесения литературного контента до населения, то несомненно. С этим не поспоришь. Но как элемент писательского престижа… Ведь вы же не отказались от интервью.
– Ну, при чем здесь я? Я же не работаю в журнале…
– Я только подрабатываю… И у меня есть возможность знакомиться лично со многими современными литераторами. С вами, например…
– Для вас это, действительно, ценность? Или вы просто хотите сделать мне приятно?
Поднявшись на второй этаж, они вошли в кабинет. Всё, что должно было броситься в глаза, в основном, было рассредоточено по дому. Мимо чего-то они успели пройти, но судя по тому, что вопросов не последовало, парень не обратил ни на что внимания. Всё наиболее вызывающее, например, глиняные мужские и женские причиндалы, прикидывающиеся искусством, а также атрибутику для ролевых игр, Ярослав разместил в спальне. Когда придет время водить по дому Куликову с оператором, всё это несомненно попадет в кадр. Сейчас же была надежда на то, что юный интервьюер покинет юматовский дом, толком ничего и не разглядев.
В самом кабинете он оставил только одну амфору с гомосексуальной росписью и картины с мастурбирующим мальчиком. Последние заняли место в рабочем пространстве писателя абсолютно заслуженно. Юматову было приятно на них смотреть, поэтому повешены они были так, чтобы в тот момент, когда Ярослав отрывает глаза от ноутбука, они попадали в поле его зрения. Интервьюер, сидящий перед ним на стуле, будет повернут к ним спиной и, скорее всего, сможет их увидеть, только когда поднимется для того, чтобы уйти.
– Почему же… Я люблю литературу, и мне интересно общаться с людьми, которые её создают. Ваши книги мне тоже нравятся…
– Не стоит, Александр. Я не настолько самовлюблен, чтобы ждать от каждого встречного признания моих литературных заслуг… Присаживайтесь.
Не став возражать, парень плюхнулся на стул. Через мгновение он уже шуршал своими профессиональными атрибутами, извлекаемыми из рюкзака. Увидев, как студент покрасневшими от мороза пальцами пытается справиться с мелкими кнопками диктофона, Юматов вспомнил о законах гостеприимства. Оставив гостя на несколько минут одного, разбираться со своим хозяйством, он дошел до кухни. Налив две большие кружки чёрного душистого чая и насыпав в вазочку шоколадных конфет с печеньем, он водрузил всё это на поднос и начал осторожно подниматься в кабинет.
То, о чем он успел позабыть, бросилось в глаза сразу же, как он пересек порог. Распечатанная “Исповедь маски”, загримированная под рабочую рукопись, лежала на столе не так, как он её оставил. Можно было не сомневаться, пока Ярослав организовывал чаепитие, студент уже успел запустить туда свой любопытный нос. Конечно, оставалась надежда на то, что он двоечник и не сможет опознать Мисиму.
– Спасибо большое, Ярослав Евгеньевич, – интервьюер взял с подноса кружку чая и отхлебнул, щеки его порозовели, взгляд потеплел и начал стрелять по сторонам, парень стал походить на пубертатного подростка, случайно наткнувшегося на сайт с проститутками.
– Можно просто Ярослав, – Юматов запоздало спрятал распечатку в ящик стола.
Парень поставил кружку на стол и засуетился. Выдвинув выносной микрофон ближе к Юматову, он открыл большой блокнот. Очевидно, там были заготовки вопросов. Ярослав сел в кресло и приготовился к длительному диалогу. Лицо интервьюера оказалось на одном уровне с глазами писателя. Опять мелькнула мысль, что где-то он его видел. Вот только где?
Откинувшись в кресле, он бросил мимолетный взгляд на диптих. И в этот момент его накрыло то же чувство смятения, что и в мастерской художника. Юматов переводил взгляд с картин на парня и с парня на картины. И не мог поверить своим глазам. Это был он!
Перед ним сидел тот же мальчик, что мастурбировал на его свежекупленных картинах, стоимостью с однокомнатную квартиру в недорогом Подмосковье. Да, там он был года на два-три моложе, была другая прическа, а цвет волос имел другой оттенок. Но это точно был он. Либо его до невозможности похожий двойник.
Открытие тяжелым обухом навалилось на сознание Ярослава. Первое, что сгенерировала его уставшая от двухмесячного воздержания фантазия – это абсолютно голый студент, сидящий перед ним и, вместо ручки и блокнота, держащий собственный эрегированный член. Ярослав никогда до настоящего момента не замечал за собой гомосексуальных прихотей, но сейчас его упрямое естество грозило порвать нахрен узкие брюки от Brioni вместе с нижним бельем от Calvin Klein.
– Мы можем начать? – парень робко посмотрел на Юматова, взгляд был точно такой, как на второй картине. Если и были какие-либо сомнения, то теперь точно рассеялись.
– Да, дело за вами, Александр.
– Ой, а давайте просто Саша, а то меня от такого официоза в дрожь бросает, – интервьюер слегка прищурился, игриво прикусив губу.
– К-как скажете… Саша, – у Юматова на спине встала дыбом шерсть, еще пара таких незамысловатых кульбитов, и парня уже ничто не спасет от изнасилования.
– Ярослав, два месяца назад в сети с большим успехом прошла премьера мини-сериала, поставленного по мотивам вашего романа “Способность суждения”, вы неоднократно заявляли в разных интервью, что не имеете никакого отношения к сценарию этого сериала, что вы – только автор литературного первоисточника. Скажите, это было ваше осознанное решение – не участвовать в создании сценария или вам были навязаны подобные условия? И каково ваше отношение к получившемуся фильму?
– Начну с последнего. Отношение нейтральное. Думаю, могу смело заявить, что создатели сериала абсолютно не поняли замысел моего романа и сняли практически независимое от первоисточника художественное произведение. А нейтральное – потому что я и не рассчитывал на то, что они поймут… Экранизации вообще редко бывают удачными. Что касается вашего первого вопроса, то… У кино и телевидения свой художественный язык, отличный от языка прозы. Невозможно без потерь конвертировать литературу в визуальное искусство. Будь то большой экран кино или маленький экран интернет-платформы. В любой экранизации есть элемент насилия. И участвовать в написании сценария по собственному роману – это то же самое, что участвовать в насилии над собственным ребенком. Я не настолько лишен нервов, чтобы делать это… Но я достаточно циничен, чтобы позволить это сделать другим.