Роса Эстер возвращается с отрезом набивной ткани разнообразных ярких оттенков синего и желтого. Хозяин потрясен до глубины души, но не отказывается от задуманного:
— Посмотри на ярлыке. Сколько стоит метр?
— Тридцать песо.
— Сколько метров тебе надо на платье?
— Не знаю. Метра три…
— Ты очень худенькая. Сколько тебе лет?
— Шестнадцать.
— Ну ладно. Возраст не имеет значения. Три метра, говоришь. Это девяносто песо. Играешь на них?
— Я ставлю деньги, а вы ткань?.. Хорошо.
Хозяин играет увлеченно и так нервничает, что допускает ошибки даже в осуществлении своих замыслов.
Однако когда приходит время, он принимает меры предосторожности:
— Я сам отрежу. Принеси гибкий сантиметр и ножницы. Дочь не должна ничего знать. Потом приведешь все в порядок и погасишь свет.
Мануэль обнаруживает пропажу:
— Вчера у нас было шесть метров. Эта сеньора обещала вернуться сегодня. Ей нужно четыре. А у нас осталось не больше трех. Мы их не продавали. Где они?
Хозяйка вспыхивает. Врывается в комнату Росы Эстер с обыском. На вид это скромная клетушка только с самым необходимым — здесь живет девушка без особых потребностей. Под матрасом, в свертках за сундучком, в самом сундучке, лежат отрезы материи, нижнее белье, узкое кружево, пуговицы, украшенные вышивкой…
Дочь вытаскивает Росу за руку из кухни, трясет:
— Воровка! Дрянь!
— Я ничего не крала. Ничего не крала, клянусь Богом, — и плачет, силясь высвободиться из плена цепкой руки, из-под гнета унизительного обвинения.
Женщина тащит ее к отцу.
— Посмотрите на нее. Она воровка. Вот что я обнаружила!.. А сколько еще у нее дома!
Отец в отчаянии. Он пытается что-то сказать, но не может, а дочь сыплет оскорблениями, не желая ничего слушать.
Девочка плачет, умоляет его:
— Сеньор, ну пожалуйста… Объясните ей… Скажите, что не…
— Хорошо, — старик машет рукой, словно застигнутый врасплох. Ему удается лишь отчасти успокоить служанку, сдерживающую слезы. Дочь не унимается, шквал обвинений и догадок нарастает.
— Не ругай ее. Это моя вина.
Теперь замирает дочь. Цепенеет от признания.
— Она честно выиграла у меня, в шахматы, за все это время.
Дочь переспрашивает словами, взглядом:
— Папа… вы с ума сошли?
— Нет, я в своем уме. И это еще не все. Она выиграла у меня и верхнюю витрину.
— Как?..
— Да, дочь. Я надеялся отыграться сегодня ночью. Теперь ты все расстроила, и я не знаю, что нам делать.
Мануэль стоит в дверях с невозмутимым видом, слушает, не привлекая к себе внимания. Но теперь он решительно вмешивается. Когда хозяин признается: «Не знаю, что нам делать», он изрекает:
— Все у нее отобрать и выгнать.
Отец смотрит на него бесстрастно, как человек, вынужденный вести диалог с незваным гостем:
— Это невозможно.
— Почему невозможно?
— Мы ведь честные…
— Ха, — губы Мануэля кривятся в ухмылке.
Девушка возвращается вечером вместе со своим отцом, видно, что она ужасно боится. Ей пришлось рассказать все без утайки, иначе — как объяснить потерю работы? Как объяснить родным, что ей отказались отдать даже сундучок с собственной одеждой? «Пусть придет твой отец», — сказала хозяйка, и вот отец пришел.
Мануэль преграждает ему дорогу:
— Сеньориты нет, а сеньор в кровати. Вам придется объясняться со мной.
— А вы кто такой?
— Просто Мануэль Гутьеррес. Но вам придется объясняться с Мануэлем Гутьерресом.
Отца Росы Эстер подмывает дать ему затрещину.
— Ваша дочь украла.
— Что вы сказали, мальчишка, наглец?
Но рука, очень молодая и очень сильная, хватает его за лацкан.
Напоследок ему остается лишь крикнуть с порога:
— Я этого так не оставлю. Придет полиция! И правосудие! Отец Росы Эстер знает кое-кого из стряпчих. Вспоминает лица — и дела, которые с ними связаны, пытаясь стерпеть обиду. Он знает, что есть защитники бедных, но есть и такие защитники бедных, которые ошибались намеренно. Ему кажется, что дело у него чистое. Но поскольку тут замешаны азартные игры, а его фамилия — не лучшая рекомендация, выбирает одного пройдоху.
Пройдоха говорит:
— Нет никаких доказательств… И она несовершеннолетняя…
Отец отвечает:
— Понимаете, на кону много песо. А игорный долг — долг чести.
Тогда поверенный предполагает возможность мирового соглашения.
— Хорошо. Попробую пригрозить ему арестом имущества… Старик, говорите? Предупреждаю, потребуется подпись адвоката. А если проиграем, это будет стоить денег.