— Вот так шутки! А механик что?
— Смеялся!
— А как зовут этого шутника-механика? Где он работает? — И я вооружился карандашом для того, чтобы отметить имя этого «доблестного» механика в записной книжке.
Шарик назвал.
Я отметил фамилию, но решил не выставлять ее. Бог с ним, с этим шутником, ведь он пьян был!
— Значит, вы вечно в опасности? — спросил я шарика. — Всякий пьяный может открыть клапан и вас изжарить?!
— Может и трезвый, если забыть, что мы в другом котле. Весь день ведь в ходу лебедка. В одном котле — пар, а в другом — мы. Ну, и держи ухо востро. Один клапан только повернуть — и мы сгорим, повернуть другой — брызнет в котел вода и мы потонем.
Наступила пауза.
Шарик, посвятивший меня в самые сокровенные тайны этого железного, злого и ужасного «сердца», тяжело вздохнул и, схватив молоток, стал нервно выстукивать ближайшую трубку.
Я прислушался. Из-за стука донеслись ко мне снизу голоса двух шариков.
— А мы теперь выбрались далеко, далеко, шесть верст отсюда, аж за Чумкой [11], коло кладбища! Мама в больнице. Завтра праздник, я с Сонькой пойдем к ней.
— А мой тятя в участке. У него документа нет. Хочешь покурить, Витька?!
— Хочу!
— На с гильзой окурок! Это «Ласточка». У меня этих окурков много. Я нынче встал рано и понасобирал их на бульваре. Дворники тогда еще не подметали. Хочешь, пойдем завтра, целый карман наберем.
Голоса смолкли, и вместо них по углам послышалось таинственное перешептывание. Шарики, как я разглядел по мерцающим огонькам, сбились в одну кучку.
О чем они перешептывались? Освещенные личики их горели лукавством. Дети, видимо, замышляли что-то.
Вдруг в котле воцарился мрак. Свечи потухли, и послышалось сдержанное хихиканье.
— Черти! — выругался старшина. — Вам бы только баловаться. Вот уж подождите. Будет вам, скажу хозяину. Ну, зажигай!
— Иуда, — буркнул кто-то.
Чиркнули тотчас же по углам спички, сделалось снова светло, и я разглядел смеющиеся веселые личики.
— Ванька! — крикнул один шарик другому, сидящему верхом на заогненном ящике. — Пойди время узнать!
— Время, время узнать! — подхватили детские голоса.
Ванька не заставил себя долго просить и юркнул хорьком в горловину.
— Кочегара спроси, у него часы с заводом! — запищал ему кто-то вдогонку.
— Половина двенадцатого! Пушка еще не вдарила и шар не упал [12], — заявил, моментально вернувшись, Ванька.
— А жрать хочется! — заметил один.
— Будет время, а пока работай! Ну, вы! Мишка, брось курить! — стал распоряжаться старшина.
Все опять схватились за молотки, и «сердце» забилось. Стук сделался до того сильным, что казалось, «сердце» не выдержит и разорвется на части.
«Чи-и-жик-пы-жик, где ты был?» — выстукивало это гигантское «сердце».
Я в изумлении посмотрел на старшину.
— Это они опять балуются, — заметил он.
«На Фонта-а-нке во-одку пил!» — продолжали в такт выстукивать по дымогарным трубкам и топкам шарики.
«Выпил рю-умку, выпил две!» — выводил кто-то двумя молотками на заогненном ящике.
«За-а-кружилось в голо-о-ве!» — продолжали остальные.
— Дурачатся, — заметил мне опять старшина, — потому что обед скоро. Собрались вместе и наигрывают. А там вот, посмотрите, в «козла» жарят.
Я посмотрел в угол.
Два шарика уселись верхом на топку. Перед ними — свеча, и у каждого в руках — карты.
— Пас!
— Пас!
— Семка, плати копейку!
«Бах!» — грянула на бульваре пушка, и все встрепенулись.
— Снедать, снедать!
И мимо меня один за другим стали проскальзывать шарики.
— Снедайте, только живее! — крикнул старшина. — Надо котел кончать скорее! Мишка, на десять копеек, ступай на набережную и купи мне на одну копейку печенки, только с рисом, на две — селедки, а на остальные — огурец, хлеба и фунт яблок!
— И мне, мне тоже! — пристали два шарика к бойкому мальчишке в синей куртке и со скошенной набок на курчавых волосенках английской шапчонкой.
Мишка зажал в кулак деньги и испарился.
В ожидании его старшина и два шарика подсели ко мне поближе, и один задымил окурком. — Сколько времени вам полагается на снеденье? — спросил я.
— Час!
— Отчего же вы не выходите?
— Да так, не хочется, привыкли!
— Показать фокус? — вызвался шарик помоложе.
— Покажи!
Он поднес ко рту свою детскую ладонь и харкнул.
— Смотрите!
Я посмотрел. На ладони у него оказался большой черный комок, перемешанный со слюной.