Она хмыкнула.
— Такое ощущение, что здесь уже целую вечность никто не жил.
— Здесь и не жили. Винсент Грейлинг умер в 1957-м. Агенты по недвижимости сказали мне, что дом оставался во владении его семьи, но никто из них не хотел жить тут, так что они сдавали его, пока он не обветшал. Хотели продать его, но не могли определиться, кому из членов семьи должна достаться большая часть от сделки. И на продажу его выставили только потому, что предпоследний из них отправился к праотцам.
Широкий проём по правую руку вёл в гостиную. Несмотря на темноту, они всё же разглядели потрёпанный диван из коричневой кожи, два непарных кресла с растянутыми капроновыми чехлами, модернистский кофейный столик в форме палитры художника и обычную лампу с поломанным абажуром.
— Ты же не собираешься тут жить только потому, что это дом Винсента Грейлинга, да? — спросила Серена. — В смысле… милый… ты прикинул, во сколько нам встанет реконструкция? Уж не говоря о новой мебели.
— Хорошо, — сказал Мартин. — Каюсь. Винсенг Грейлинг — один из моих самых больших кумиров. Но посмотри, что мы получаем за эти деньги. Дальше по улице есть дом гораздо меньше, и стоит он около восьми сотен.
— Я всегда думала, что Винсенг Грейлинг — какой-то псих, — сказала Серена, двигаясь за Мартином по коридору на кухню. — Разве он не проводил какие-то эксперименты — портил людям аппетит, показывая им во время еды ужасные картинки?
— Да, это один из экспериментов. Да и большая часть его исследований, если честно, была довольно странной. Но он достиг невероятных успехов в синестезии. Это когда ты стимулируешь одно чувство, к примеру, слух, а оно воздействует на другое, например, вкус. Он открыл, что некоторые люди, когда слышат телефонный звонок, чувствуют солёное на языке.
— А что насчёт запаха? — спросила Серена. — Я смотрю на эту кухню и явно ощущаю запах канализации.
Кухня была оформлена в стиле 1950-х: зелёные столешницы «Формика», кремовая газовая плита «Вестингауз», стенной шкаф с матовыми стёклами. Из крана в раковину монотонно капала вода, и за все эти годы капанья раковина покрылась коричневыми пятнами.
Серена открыла холодильник «Фригидейр». Посередине полки стоял одинокий контейнер «Таппервер» с чем-то чёрным и пятнистым внутри. Она взглянула на Мартина, и тот увидел, что она почти что готова сказать ему, что не переедет в этот дом, даже если целая команда МТИ[85] по перетягиванию каната попытается втащить её туда.
— Первым делом мы выкинем эту кухню, — пообещал он ей. — Мы поставим какую-нибудь навороченную американскую духовку с грилем, или как там она называется. И холодильник, в который можно упихнуть целое семейство инуитов.
— Хм, — протянула она.
— Пойдём наверх, — произнёс он, беря её за руку. — Ты ещё ничего и не видела.
Они осторожно взобрались по полуразрушенной лестнице до площадки.
— Только представь себе, — говорит он ей, — в зале тебя ждут гости, и тут — та-да — ты появляешься прямо здесь, одетая, как Скарлетт О’Хара. Ты медленно спускаешься по ступенькам, свет люстры переливается в твоём бриллиантовом колье…
— Какое бриллиантовое колье?
— Бриллиантовое колье, которое я тебе куплю, когда меня сделают заведующим кафедрой.
— Мне придётся так долго ждать? В восемьдесят пять я не смогу одеваться, как Скарлетт О’Хара.
Он игриво шлёпнул её по заду.
— Плохо ты меня знаешь. Вот, взгляни-ка сюда — главная спальня!
Он открыл дверь. Главная спальня оказалась огромной комнатой, где господствовала здоровенная кровать с чётырьмя столбами по углам, резными дубовыми опорами и пыльным оранжевым балдахином. По центру противоположной стены расположилась пара двустворчатых окон, закрытых жалюзи, так что дневной свет светил на пол узкими параллельными полосами. Мартин подошёл к окнам, оттянул засовы и раздвинул жалюзи.
Балкон снаружи выходил в засаженный цветущей вишней двор. За вишней виднелся голубой и сверкающий Литтл Понд, в котором купались дети и покачивались две связанные между собой вёсельные лодки.
85
(MIT — Massachusetts Institute of Technology) — Массачусетский Технологический Институт.