Я летала к матери две недели назад.
Всего две недели назад она еще могла петь.
Сижу у нее. Она мерзнет, стучит зубами.
— Накройте меня! — кричит. — Еще одеял!
За девяносто восемь долларов в день, три тысячи в месяц, могли бы ей дать дополнительные одеяла.
— Разведи огонь, — просит она.
— Здесь нет камина, мама.
— Забыла, — говорит мать.
Огонь приводит ей на ум походную песню, ту, которую она некогда певала в лагере «Мехия».
— Это индийское название? — уточняю.
— Нет, это идиш, — отвечает мать. — Лагерь «Приятное местечко».
— Что это значит? — встреваю я.
— АбвА, — говорю. — Я про рифмовку.
— На идише срифмовано лучше, — отвечает мама. — Знаешь, а ведь у меня был неплохой голос.
Сегодня она еле дышит. Жидкость в легких.
Приходит медсестра, мерить сахар в крови. Вдобавок к уже имеющимся болячкам у матери развился диабет, и ей дважды в день колют инсулин.
— Сколько нам имеет смысл все это тянуть? — позднее, при встрече, спрашивает брат.
Тут мать поворачивается ко мне.
— Походные деньки, — сонным голосом говорит она.
— О чем ты поешь, мамочка?
— Я не то чтобы пою, скорее, вспоминаю, — отвечает мать, — как лихо мы отплясывали там вокруг костра.
Меня вдруг охватывает желание расспросить обо всем, что она помнит.
— Записывай, — говорит мамуля.
Я достаю блокнот — он у меня всегда с собой.
— Какой-нибудь рецепт, — говорит мама. — Какой у меня самый лучший?
— Фаршированная капуста, — подсказываю.
— Олипсес, — отзывается мама. — Посади-ка меня. Лежа пластом много не навспоминаешь. Мысли утекают через маковку.
Сажаю ее, удобно подгибаю ноги. Она объясняет, как фаршировать капусту.
— Отварить капусту до полуготовности.
Дать остыть.
Взять мясо из расчета фунт на кочан.
Соль и перец по вкусу.
Потом обжарить большую луковицу,
с банкой консервированных грибов,
добавить изюм.
Она замолкает и переводит дух.
Сиделка сует ей в нос зонд.
— Мамасита, — говорит она, — кислородику на десерт не желаете?
И мама продолжает с трубкой в ноздре:
— Про соль-перец я сказала? Про лук? Изюм? Тогда все перемешать.
Начинку выложить в кочан,
добавить большую банку консервированных помидоров,
лимон и сахар по вкусу,
налить в кастрюлю воды, чтоб покрывала начинку,
варить, пока мясо не будет легко протыкаться вилкой.
Она откидывается на подушку.
— Про лимон я сказала? А про сахар?
Киваю.
— Так вот, это олипсес.
Зачитываю ей записанное. Она слушает, кивает.
— А теперь мясной борщ, — говорю я.
— Сначала салат с тунцом, — возражает она, — тот, что вы с братом обожали в детстве.
— Я знаю, как готовить салат с тунцом, — сообщаю я.
— Может, сама и расскажешь, а я послушаю? — ворчит мать.
— Тунец, — начинает она, —
сельдерей,
сваренное вкрутую яйцо,
майонез,
кисло-сладкие огурчики.
— Вся хитрость, — говорит мать, — как раз в этих огурчиках.
— Мам, майонез-то никто не ест, — говорю. — Холестерин.
— Тогда лопай всухомятку, — огрызается мать. — Дело хозяйское.
Я задумываюсь.
— А может, заменить йогуртом? — предлагаю.
— Йогуртом напополам с майонезом — и порядок, — соглашается мать.
— А теперь мясной борщ, — говорю я.
— Я устала, — возражает мамуля. — Неохота думать про еду, когда сама лежишь под капельницей.
Она облокачивается на локоть и задремывает. Спит, а время посещения истекает.
— Мамуля, расскажи мне еще, — зову я.
— Ша, ша, — отвечает мама.
И поет, не открывая глаз:
Это значит:
Она откидывается на подушку.