Мама часто вспоминала о той деревне в России, где она жила.
— Деревню ограждали стены, и вся жизнь протекала в этих стенах, — рассказывала она. — В то время выбирать было почти не из кого. Дядя брал в жены племянницу. Тетка выходила за племянника, сестра обручалась с двоюродным братом. Так вот мы с папой друг друга и полюбили.
Влюбленные мама с папой — до чего любопытно!
— Как ты поняла, что это любовь? — спрашивали мы.
— Он меня поцеловал, — отвечала мать.
— У нее были такие мягкие губы, — говорил отец, — откуда ж мне было знать, что она решит остаться со мной на веки вечные?
С тех пор мои родители счастливо жили вместе и умерли с разницей в полтора года. Сначала ушел отец, а потом память о том поцелуе увела вслед за ним и маму.
Однажды этой зимой я пришла к ней в синагогу с плохой новостью.
— Мама, — сказала я, скользнув на нашу скамью, — брат Бенни умер.
— Он ведь не старый, — сказала она. — Совсем еще не старый. А почему?
Я не в силах сказать правду.
— Надорвался на работе, — отвечаю.
— Такой достойный человек, — говорит мама. Она сникает. Покашливает тихонько. — Славный парень, и не только потому, что наш родственник.
Я молчу о том, что у него развилась аневризма в легочной артерии, горлом шла кровь и вся его квартира была в потеках кровавых плевков. Кровь была на стенах и жалюзи, даже на бумагах на письменном столе.
— Он плохо жил, — говорит мама. — Доктор, а жил, как студент.
Как студент-переросток, в однокомнатной квартирке, где стены десятки лет не знали покраски, а лак на полу давно облез. Книжные полки забиты видеокассетами и книгами. На видеокассетах — телетрансляции «Метрополитен-опера». Книги в дешевых мягких обложках куплены у букинистов. На верхних полках — учебники по медицине в твердых переплетах и большой альбом по искусству с цветными репродукциями, подарок коллег.
Поди еще найди там для похорон хоть один незаношенный костюм.
— Почему он так жил? — недоумевает мама.
Служба вот-вот начнется. Один из прихожан, призывая всех к тишине, затягивает нигун, напев без слов. Раввин укоризненно смотрит на еще не угомонившихся болтунов.
Бенни занимается на скрипке. Я из-под палки занимаюсь на пианино. Бенни упражняется, чтобы достичь вершин мастерства. Я постоянно отвлекаюсь то на метроном, то на часы.
Когда положенные полчаса истекают, лечу к его дому неподалеку: айда гулять!
Он высовывает голову, говорит:
— Я занимаюсь. Не мешай.
— А я твоя двоюродная сестра, — говорю я. — Мне можно.
Учу Бенни танцевать.
— Двигайся на месте, Бенни.
— Как можно одновременно двигаться и оставаться на месте?
— Бедрами двигай, бедрами.
— Покажи как.
Объясняю:
— Кладу руки сюда, тебе на бедра. А ты качай бедрами вверх-вниз, двигайся, шевели тазом.
Мы танцуем самбу.
— Двигайся, Бенни, медленно, не спеши.
— Так? — спрашивает Бен.
У него орехового цвета глаза и прямые светло-каштановые волосы.
— Раскованнее. Двигайся всем телом.
— Я чувствую тебя, сестренка, — говорит Бенни. — Всем телом.
Учу Бенни целоваться. Сама недавно узнала, как это делается. Мы тычемся носами, промахиваемся мимо рта и, чтобы подобраться поближе друг к другу, наклоняем головы набок.
Когда наши губы встречаются, на память приходит рассказ о родительском поцелуе. Оказывается, у мальчиков такие мягкие губы. Оказывается, что даже когда мы потом отстранимся, нас все равно будет связывать паутинка слюны.
— А кому отойдет его собственность? — спрашивает мама.
Она всегда отличалась практичностью. Жизнь превыше всего. Смерть, когда она приближалась, удостаивалась должного внимания. Но едва все заканчивалось, мама кидалась пристраивать оставшееся добро.
— Думаешь, у брата Бенни есть собственность? — отвечаю.
— Он всю жизнь работал, притом врачом. Как это у него нет собственности? — вопрошает мама.
И косится на меня.
— Может статься, все достанется тебе. Он всегда был к тебе неравнодушен. Не то что к твоим братьям.
— На столе вашего двоюродного брата мы нашли только ваше письмо, — еще раньше сказал мне следователь.
Он позвонил мне из участка неподалеку от комплекса «Социальное жилье».
— И в доме — только вашу фотографию. Отсюда напрашивается вывод, что других родственников, кроме вас, у него нет.
— Другие родственники у него есть, — отвечаю. — У меня есть братья.
Следователь сказал: