Регина: Не умирай, не уми
Сестра Регины: рай.
Алеша Сережа
Он в нашем обществе скинул с себя рубашку туловище как у школьника и отлетел ко мне потерял опору, заметил как я с него не сводил глаз. Легко поманит оставит мальчик который любит любить и чтобы его любили, играет с вами отлично и понимаете, так же станет играть при виде нового усмешкой лёгкой лаской, танцуя от вас к другому. Алёша, знает себе цену, все заглядываются, надо дарить подарки возить в гости в лучших одеждах, ходит в чём попало и просто привяжется будет любить того кто его будит любить, сам станет о вас заботиться. И если вы захотели любви с ним не на словах и поселить его у себя, тоже нужен талант, большая школа стиль импровизация расчёт, и что-нибудь одно: или талант к жизни, или живите словами любви денег нет жизнь уходит на отработку признаний и ему скучно быть натурой для ваших узоров чтобы вы насмотревшись отошли от неё на целый день углубясь в своё художество. Вам не сравниться с ним видом и поведением и потому вас так тянет к нему умирая от любви целовать целовать не выпуская как скупой рыцарь заполучив для себя не давая другим беря поцелуями всё что от вас уходит, с годами не восстановится и кажется никогда не бывало, такие руки ноги туловище глаза он их с ухмылкой наводит при выходе в свет. А при дневном свете когда его руки ноги не ваши вы возмещаете неприглядность вашего вида поведением, иначе, душой. Но если вы хотите преуспеть в любви на словах, ваша душа не дойдёт до него, он по молодости и непросвещённости не проникнется вашими признаниями. Если бы их сбыть на рынке как редкий товар и получить признание самого высшего света и место звезды первой величины, дойти до нужного вида в одежде окружении обстановке за вашу любовь на словах и в своём роде сравниться с ним — но вы у нас безнадёжны. И вы захотели просто любви счастья и поселить его у себя тогда возместите свой вид душой в жизни, подарками поездками весёлыми заработками. Мы торгуем с западными странами. В магазинах, если поискать, есть отличный товар. Но опять не раздевайтесь перед ним на словах. Вы отлично знаете про себя — он такой, что лучше для вас не придумать. Но вы совсем не то, о чём он должен был мечтать. Вы заполучили того, о ком только могли мечтать, а он обделён. Но не открывайте ему этого, и не открывайте что любят того кем хотелось бы быть и невозможно быть, что вы хотели бы быть им и завидуете его виду, что ему не надо тратить усилий в любви, он ясно увидит что вы говорите правду и что вы просто хуже его и не представляете в своём роде той силы, какой ему до невозможности хотелось бы быть умирая от любви целовать целовать целовать беря поцелуями всё чего у него самого нет и не будет. Вам хочется слов открыто сказать всё как есть, и кажется вы и любите, что перед тем кого любите, наконец, можно предстать таким каким есть не боясь разоружиться. Но эти слезы и слабость, чего вам так хочется в минуты любви, и убивают любовь к вам. В вас, с ваших слов, меньше достоинств чем в нём, иначе вы бы его так не любили, и правильно что вы просто боитесь его потерять и дошли до последнего признания что это неизбежно. А ему, как вам и любому, тоже лучше припасть к человеку с которым ему самому не сравниться и открыться перед ним, что он сам перед ним ничто, потому что он тоже любит любить за то что только в любви можно так ослабеть и преклониться. Поэтому, раз вы хотите любви и счастья в жизни, не надо признаний о себе, они нужны вам только как человеку слова, а раз вы хотите любви и таланта в жизни а не в словах, они не нужны и вам. Когда вы любите чтобы поплакаться и покаяться тому кого вы любите, вы расслабляетесь и теряете то, что ему надо видеть в вас, ваш успех у всех.
И тут подходящий случай, звонит Серёжа, просится ко мне. Это увидит Алёша. Серёжа примчится ко мне и Алёша увидит как меня любят. Я сам раньше Серёжу любил, а он пресекал себя, пропадал, не выдерживал через полгода, говорил, только приехал проверить себя, теперь окончательно вижу что не тянет, — в обыкновенном успокоении после того как поспим думал увидеть свою окончательную несклонность и скорей торопился уйти с тем, в чём себя уверил. Я в первые дни Серёжу любил, а уж потом занимало только как он позвонит через год, будет думать я скорей его позову, а я, за то что он так себя переламывал, медлил нарочно, ждал с интересом как он попросится сам. Но не так он себя переламывал, как хотел переламыванием предельно повысить цену моменту, когда, наконец, можно будет ему броситься как в омут. Как молодой человек с искрой, не хотел чтобы его приезды вошли в обычай. А мне интересно было повести себя не так, как он ожидает — чтобы в конце концов не обмануть его ожиданий, потому что ему надо чтобы то, к чему его тянет, от него ускользало, чтобы можно было сильнее желать и не проходил порыв. И вот Серёжа приедет бросаться ко мне, это увидит Алёша. И Серёжа год держался, не выдержал приехал и вдруг увидит, его приезд мне ничего не значит, у меня и без него Алёша и с Алёшей ему не сравниться, Алёша, руки ноги во все стороны как у подростка, утеха миллионера в годах, с замашками звезды и преданно меня любит. Я ещё попросил Алёшу принарядиться, возиться по хозяйству и потом при Серёже сесть зашивать мне шубу.
Всё действует на Серёжу как я хотел. Когда я укладывался спать. Алёша постелил ему как исправный слуга, мы с Алёшей улеглись и я попросил ещё Алёшу зайти к Серёже поцеловать от меня и пожелать спокойной ночи. Если бы я сам милостиво подошёл к Серёже с поцелуем, он, возможно не упустил взять верх повернуть наоборот — как будто это опять я люблю, а ему ни к чему. Но я не сам вас поцелую, мой друг, достаточно через посыльного; и видите, как Алёша мне послушен, всё как скажу; и мне не жаль уделить от себя, подарить вам поцелуй такого Алёши. Игра идёт отлично, Серёжа уже доведён, голый дрожа не выдержал подошёл к нам как будто спросить лишнее одеяло, думал не позову ли или не позовём ли к себе третьим. Тогда я дальше надумал, договорились с Алёшей, что он пойдёт от меня в подарок Серёже, на два часа. Вот такой я полный его хозяин буду в глазах Серёжи. Я на два часа спокойно уснул, а когда крикнул Алёшу назад, ответа нет, я к ним вошёл и увидел, они лежат не дышат. Алёша прильнул к Серёже, совсем не так как со мной. Всё равно Алёша послушно пошёл за мной, а Серёжа сказал зачем я отдал ему Алёшу на два часа, лучше бы совсем не давал. И тогда мне пришло в голову повернуть так, как будто я с самого начала Алёшу испытывал. Я Алёше сказал: это я придумал дать тебе свободу под видом игры — не зря, значит, думал даю свободу, со мной я видел, у тебя её не было. А ты не понял проверки, обрадовался и поступил, наконец, как хотел. Теперь я в жизни тебя не люблю, потому что для этой любви надо было чтобы и ты меня любил не меньше. Уезжай отсюда. Пусть мне не будет ежедневного счастья и всё станет на свои места, ты уедешь заберёшь талисман который мама тебе маленькому принесла в интернат неизвестно откуда и ты возишь его с собой, когда переезжаешь к новому человеку и ставишь на видное место в новый угол.
Человек в шляпе с гармошкой верхом на большой лягушке, лягушка на черепахе, у черепахи отломилась нога игрушка не держится и эта раскрашенная деревяшечка мне как живое существо как сам Алёша и если бы она раскололась попала под колёса как сам Алёша бы разбился и умер. Пусть Алёша уедет и всё будет как до него, я как и раньше люблю один, как всегда, тот кто любит, только он и любит, а тот кого он любит, никогда его так не любит, даже когда кажется, что любит. Если от моей любви отнять твою любовь, только моя и останется. Не зря я один любил признаваться в любви, а Алёша молчал. Если бы он до конца решился признаться, он бы должен был признаться, что не любит, и любовь в жизни кончилась бы раньше. Но он понимал, что не выговариваясь, держа в неясности, он всё же для жизни удерживает любовь, и поступал умно, за неясностью не видно есть у него любовь или нет, и он может обманываться как будто бы есть. А если проговориться, то будет ясно что её нет. И как только он признался бы что её нет и невозможно стало бы больше обманываться, так её у него точно бы не стало. А так ещё могла бы быть, он бы выигрался в обман не признаваясь что это обман, она у него из неясности бы развилась. Это я и ускорил ему признание, я по привычке сам шёл к тому, чтобы любовь и счастье в жизни кончились для меня. Моему счастью признаний, навыку открываться вредит ровное счастье в жизни. В жизненной любви и счастьи я пока там дойду до успеха, а в своей любви на словах уже знаю успех, и если буду стараться, меня будут любить как певицу когда она поёт о любви и все влюблены в неё за то как поёт, а любит она только петь. То есть не любит в жизни как Алёша не любит, но улыбается вам, и вас к ней невозможно тянет.
Непьющий русский
Хорошо, мы писатели. А кто у нас будут читатели и распространители? Мы сами друг другу в читатели не годимся. Такой налог нам друг другу платить тяжело. Это сбивает с собственного творчества и приносит невосполнимый вред. Да, можно добиться такого положения, что ты показан у нас в государстве совершенно в своем качестве, чтобы видно было что и у нас есть что-то европейское что ли. И на твоем вечере твои же права будет беречь КГБ и тебя будут посылать за границу в виде показательного участка культуры, но это неприятно и губительно, тут пахнет оранжереей и убийственной фальшью, это твое удельное княжество за забором маленького тиража и вечера в творч. доме и предисловием к тебе, все сводящем на нет (сводящем все, якобы, к мастерству). И тебя за это только будут ненавидеть свои же товарищи как разбогатевшего среди бедных и правильно делать. Ты бы сам ненавидел такого же. Уж раз этого у нас нет, так и нечего делать вид, делай что все. И нормально разделяй общую участь. А эти Катаевы и Вознесенские самая погань. Да, славы и имени особого не будет и надо жить исходя из этого. В справочники занесен не буду и лечиться буду в обыкнов. районных поликлиниках. И что такого. Надо искать минуты счастья не в этом. Наверху общества мне не бывать. На дачах в соснах не живать. Пушкин писал: «в ночь, возвращаясь домой, на раба опираться». А тут сам себе раб и половину времени жизни обеспечивать себя и половину спать от усталости. Все настоящие писатели того века были благонамеренными и стояли за Бога и за Царя. И их продолжатели теперь тоже должны быть за Бога и Царя? или тоже быть благонамеренными? Все говорит за второе. Да и противоречия особенного между идеалами социализма и идеалами того строя нет. И с религией (негласно) эти идеалы согласны. Я живу не по церковному календарю. Я живу по советскому календарю. Толстой писал: Прежние, угодные божеству цели народов иудейского, греческого, римского, представлялись древним целями движения человечества. — Толстой, прославивший русских в глазах мира, отмечает, что русские не играли устрашающей роли в той истории. И мы долго не играли, к прискорбию, той роли. (Отчасти, «Священный Союз» Александра.) И только сейчас (о наконец-то!) после второй мировой войны у нас пол-европы и мы столица социалистического мира. А он и есть христианский наоборот. Только он и дает Божьим сынам не пригреться в комфорте и не стать товаром. А жулик, так жулик. Все страдают по пизде. Ан не все, ан не все. Такая рыженькая пизденочка в волосеночках и в нее пролазит со скрипом ах обдираешь залупу. Но ничего, заживет. А яиц нет под пизденочкой. Детка, покажи пизду. Ну пожалуйста. Покажи, детка, не зажимайся. Вот она какая у вас, пиздонька. Ее и не видно. О, как титечки встали как две курочки. При дружбе или любви, при хороших отношениях накапливается невысказанность, накапливается, накапливается, и в один подходящий момент из-за как будто бы пустяка вся связь рвется. И потом уже не восстановится. Даже если как будто поговорить по душам. Потому что на самом деле только и искался повод разойтись, так тяготила фальшь. А оказывается он за спиной держал такой камень, каждый думает. Да, держал. Вы меня не волнуете, понимаете? И все. Уйдите, не мешайте. Объяснитесь. — И не подумаю. Я не должен вас понимать. Я не хочу только и делать что все время вас понимать. И закипела жизнь на самом деле без этого мнимого якобы уважения. Это кто? Кто, я спрашиваю? молчание Кто, я спрашиваю? Кто? Кто? Это не кто, это нож. О, здравствуйте, нож. Я знал что вы рано или поздно придете и зарежете. А ну быстро снимай штаны. И на четвереньки. Ну, кому сказано. Но у меня нет ног. Я могу только на руки; стойку на руках. А это что? (указывает на ноги) А это НОЖИКИ. Я ими сам тебя зарежу! Зачем ты это написал. Нет, скажи, ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО НАПИСАЛ? Я любовь. Морис Саксонский. Я мертвый лебедь. Я Людвиг Баварский. И не знаю куда плыть. И это не то, и это не то и не знаю. И сказать нечего. И нечему сниться во сне. А назад пути нет назад пути нет я не могу не быть героем, иначе конец. С NN я был связан ногами с NN был связан ночами а с тобой сердцем и слезами а с тобой поездкой в дальние страны к морю и в рай. Не смей ко мне приходить от нечего делать. Зачем тревожить и бередить. Зачем дергать меня за сердце. Зачем напоминать! Я ищу правды и горечи и злости и слезы. Я не тебя люблю. Я даже тебя не люблю. А то как можно было вести себя с тобой. А то что было связано с тобой в груди. Из беспомощного цыпленка ты превратился в осторожную курицу. И все равно я и курицу бы взял. Потому что с ней было много связано. Жизнь моя началась в июне с утра. Я