Егорка смотрел на него испуганными глазами.
- Татьяна Андреевна не верит мне... Думает - гуляю, шатаюсь... Голос у Леньки дрогнул. - Никто жизни моей не знает!
Егорка схватил товарища за рукав и, забыв предупреждение учительницы, быстро заговорил:
- Татьяна Андреевна сама меня послала. Жалеет она тебя, беспокоится. Я ведь не сам пришел...
Ленька выдернул свой рукав и отвернулся.
Егорка тронул его за плечо.
- Ты на меня не сердись. Я ведь тогда в классе по дружбе...
Ленька молчал, сглатывая слезы.
* * *
Егорка пришел к Татьяне Андреевне взволнованный. Из его сбивчивого рассказа выходило так, что не ходит Ленька в школу не потому, что заленился, а потому, что она, Татьяна Андреевна, не верит ему больше. А на зайцев ходил он потому, что ребятам нужны шапки. А зайцы все равно не словились, и только намучился с ними Ленька.
- Сказал: "Не пойду в школу", а сам заплакал.
Егорка замолчал и добавил с тяжелым вздохом:
- Никто жизни его не знает...
Татьяна Андреевна посмотрела на его доброе огорченное лицо и встала.
- Ну иди! Спасибо тебе.
Егорка широко раскрыл глаза и не двинулся с места.
- Как же... с Ленькой-то?
Он хотел еще что-то сказать, но Татьяна Андреевна замахала руками:
- Иди, иди!
Он хмуро и укоризненно посмотрел на нее: "Четыре года учила его... А случись что-нибудь..." И вышел с тяжелым чувством обиды за товарища: "Ничего, Ленька, сами обдумаем!"
Татьяна Андреевна надела шубку, схватила платок и остановилась.
"Я до сих пор верила тебе, Леня!" - вдруг отчетливо вспомнила она свои слова. И перед ней сразу встало испуганное, умоляющее лицо Леньки, вспомнился его отчаянный крик, который вызвал смех всего класса: "Я зайцев ходил стрелять!"
Он испугался, что она не верит ему больше.
Татьяна Андреевна вдруг поняла: "Я не осталась с ним, не узнала, не расспросила... Я ничего не сделала!"
Завязывая на ходу платок, учительница почти бежала по длинной деревенской улице...
А в избе шло тяжелое объяснение.
Расстроенный приходом ребят, Ленька надрывно кричал матери:
- Я бы сам тебе все починил! Я не отказывался! Я вон в школу из-за вас не хожу!
Татьяна Андреевна остановилась в сенях и прислушалась.
- Из-за вас! Из-за вас! Все ноги себе отморозил! Вруном перед Татьяной Андреевной сделался... А она тоже на меня сердится... Если бы пришел к ней с зайцами, может, поверила бы...
Татьяна Андреевна отворила дверь. Ленька, уронив голову на край стола, плакал громко и жалобно. Пелагея, опустив руки, стояла над ним молчаливая и испуганная. Татьяна Андреевна бросилась к Леньке:
- Тише... тише... Я не сержусь. Я верю тебе...
Ленька поднял мокрое от слез лицо, он силился что-то сказать, но неожиданный визг заглушил его слова.
Уткнувшись друг дружке в плечо пушистыми головками, двойняшки залились звонким плачем.
- Что это? - испуганно спросила Татьяна Андреевна.
- Это... Манька-Танька, - засмеялся Ленька, вытирая пальцами не просохшие от слез щеки.
* * *
Майское солнце заливало Ленькину избу. Оно пробивалось во все щели, золотым ручейком струилось по крашеному полу, зайчиком пробегало по светлым волосам двойняшек и гладило горькие морщины матери. Вестей от отца не было. Последнее Ленькино письмо, посланное в госпиталь, пришло обратно с короткой надписью: "Выбыл". Ленька не показал его матери. Вместе с Татьяной Андреевной они написали запрос в полк.
Время шло. Немногое изменилось в Ленькиной жизни, но изменилось главное: ученье наладилось, в семье наступил мир и жизнь пошла ровнее. Только об отце вспоминать было больно, о нем старались говорить меньше.
Был первый день праздника. Накануне Пелагее прислали из колхоза подарки для ребят. Двойняшки в одинаковых платьицах, как два розовых цветка, сидели на подоконнике, высовывая на улицу свои пушистые головки. Нюрка, поскрипывая новыми башмачками, бегала по избе; Николка, засучив рукава ковбойки, тер мылом красные уши. Ленька, с удовольствием поглядывая на принаряженных ребят, вместе с матерью рылся в сундуке: к его новым брюкам в полосочку не подходила старая, изношенная за зиму рубаха. Егорка, нарядный и радостный, вбежал в избу. На нем была зеленая гимнастерка, из кармана торчал карандаш, жесткий воротник провел под Егоркиным подбородком красную черту.
- В Веселовке кино нынче! Собирайся! Ребята ждут!
Ленька посмотрел на заштопанные рукава своей рубашки и замялся. Мать молча вынула из сундука отцовскую куртку и подала ее сыну. Ленька испугался, замотал головой. Ему вдруг показалось, что если он наденет отцовскую куртку, то это будет значить, что отца нет, он не вернется и Ленька уже никогда не увидит этой куртки на отцовских плечах... И, отстраняя ее обеими руками, он повторял:
- Убери... убери! Пусть отцу будет!
- Что же хуже людей-то быть? - мягко сказала мать.
- Надевай! Надевай! - закричал Егорка.
Товарищи Егорки с шумом ввалились в избу:
- Пошли, что ли!
Ленька надел куртку. Рукава были длинны, плечи широки.
- Не по мне она...
- Рукава подвернуть можно. Потом ушью, - сказала мать и, порывшись в сундуке, вынула оттуда старый кошелек. Ее сухие пальцы долго перебирали что-то в кошельке, пока нащупали новенькую пятерку. - Возьми, сынок... Может, кваску там или пряничек себе купишь.
Ленька взял пятерку и, опустив глаза, вышел из избы.
По дороге в Веселовку ребята разговаривали о военных событиях, рассказывали деревенские новости. Егорка всегда ободряюще действовал на Леньку, но сейчас он рассеянно слушал его. У леса они встретились со стариком Пахомычем, давним приятелем Ленькиного отца. Старик работал на пристани.
Он подошел к Леньке.
- Да-а, вырос... Вырос, парнишка, ты... Вот она и куртка отцова на тебе. - Он провел рукой по бархатному рукаву и покачал головой. - Вместе покупали. Да вот... не судьба...
Ленька съежился и, не зная, что сказать, молча переминался с ноги на ногу. Пахомыч вдруг спохватился:
- Да! Бишь, об чем это я? Как мать-то? Ребятишки, а? Небось туго живете, а?
- Ничего, - протянул Ленька, - помаленьку, - и посмотрел вслед товарищам, которые ушли вперед.
- "Помаленьку, помаленьку"! - с живостью подхватил Пахомыч. - Что надо - ко мне приходи! Работенка всегда найдется!
- Учусь я...
- А ты по выходным... По выходным приходи! Сейчас сезон открывается. Первого парохода ждем. Большая погрузка будет. - Он потрепал Леньку по плечу. - Я тебя живо-два пристрою! Придешь?
- Приду! - обрадовался Ленька.
И, попрощавшись с Пахомычем, побежал догонять товарищей. Ребята ушли уже далеко. В лесу Ленька замедлил шаг и, размечтавшись, тихо брел, не замечая дороги.
"Каждый выходной работать буду! Мешки укладывать или таскать что... Всякая работа по мне", - радовался он.
Из-за леса гулко и призывно донесся Егоркин голос:
- Э-эй! Ленька! Опоздаем!
"Ничего, поспею!" Он вспомнил старый пустой кошелек матери и полез в карман за пятеркой: "Эту тоже не потрачу... К своим приложу тогда... Чтоб ей больше было..."
Он представил себе, как выложит матери заработанные деньги, увидел ее удивленное лицо и громко засмеялся, но тут же притих. Этот смех словно резнул его по сердцу, и он тоскливо прошептал:
- Папаня!..
* * *
После праздника рано утром Ленька прибежал к Татьяне Андреевне. В школу они шли вместе, и дорогой Ленька, захлебываясь, рассказывал ей о том, что Пахомыч обещал ему работу на пристани.
- Подожди! Подожди! Что это за Пахомыч такой? - озабоченно спрашивала Татьяна Андреевна.
- Да Пахомыч! Старик вообще...
- Да откуда ты его знаешь, я тебя спрашиваю?
Узнав, что Пахомыч приятель Ленькиного отца, Татьяна Андреевна не стала возражать.
Вечером Ленька подсел к матери: