Мгновением позже я бы отдал все, чтобы снова услышать грохот угля, лишь бы заглушить новый шум.
Что-то ползло по полу подвала; оно продвигалось будто бы на руках и коленях; нечто с длинными ногтями или когтями, шуршащими и скребущими. Что-то квакало и хихикало, двигаясь по темному подвалу; что-то, что заходилось от скотского, тошнотворного смеха, подобно смертельной погремушке в горле обглоданного чумой трупа.
О, как коварно оно подкрадывалось — как медленно, осторожно и зловеще! Я слышал, как оно скользит в тени, и мои пальцы судорожно дергались, в то время как разум впал в оцепенение.
Путь между гробницами и домом колдуна — где ползают твари, которые, как говорят старые легенды, никогда не умрут.
Регетти храпел.
Что ожидает внизу, в пещерах, вызванное правильным заклинанием — или видом добычи?
Тварь.
И затем…
Регетти проснулся. Я услышал его крик, единожды. У него не было времени встать или выхватить пистолет. По полу спешила тварь, похожая на гигантскую крысу. Раздался звук разрываемой плоти, и все кончилось, только резкий лай упыря, вызвавший кошмары в моем потрясенном разуме.
Вой перекрыла серия низких, почти звериных стонов, и агонизированные фразы на итальянском языке, крики о милосердии, молитвы, проклятия.
Когти не стучат, когда погружаются в плоть, и желтые клыки не издают звуков, пока не трутся о кости…
Левая моя нога освободилась, потом правая. Теперь я перерезал веревку вокруг талии. А что если оно придет сюда?
Рык прекратился и повисла жуткая тишина.
Это было пиршество без тостов.
И теперь, еще раз, раздались стоны. Мой хребет задрожал. Вокруг меня смеялись тени, потому что снаружи царило пиршество, как в старые времена. Пиршество, и та тварь все стонала, и стонала, и стонала.
Я освободился. Как только стон умер в темноте, я разрезал последние лоскуты веревки, связывавшие меня со стулом…
Я не торопился уходить, потому что в другой комнате еще слышались звуки, которые мне не нравились; звуки, которые заставили мою душу трепетать; и мое здравомыслие поддалось безымянному страху.
Я слышал, как шарят и шелестят лапы по полу, и после того, как крики прекратились, их сменил еще более худший шум — бормочущий шум — как будто кто-то или что-то высасывает мозг из кости. И звук страшного щелчка; голодное клацанье гигантских зубов…
Да, я ждал; ждал, пока хруст прекратится, а потом ждал до тех пор, пока скользящий шелест не вернулся обратно в подвал, и скрылся. Когда я услышал удар ржавых петель двери вдалеке, то почувствовал себя в безопасности.
Именно тогда я наконец ушел; проходя через заброшенный подвал, вверх по лестнице, и из незапертых дверей в серебряную полутьму лунной ночи. Было очень приятно снова увидеть уличные фонари и услышать, как вдалеке грохочут машины. Такси отвезло меня в участок, и после того, как я рассказал свою историю, полиция сделала все остальное.
Я рассказал свою историю, но не упомянул железную дверь на склоне холма. Этим я уберег чиновников от лишних хлопот. Теперь они могут делать то, что им нравится, так как я уже далеко. Но я не хотел, чтобы кто-то слишком близко подходил к той двери, пока я оставался в городе, потому что даже сейчас я не могу — не смею — сказать, что может скрываться за ней. Склон холма ведет к кладбищу, а кладбище — к местам далеко внизу. И в старину что-то перемещалось между могилой по тунннелям к дому колдуна; движение, совершаемое не только людьми…
Я тоже в этом уверен. Не только из-за исчезновения банды Феллиппо, или зловещих перешептываний стариков, не только из-за них, но и из-за гораздо более конкретных и ужасных доказательств.
Это доказательство, о котором я не хочу говорить даже сегодня — полиция о нём знает, но которое, к счастью, удалено из газетных отчетов о трагедии.
Что люди найдут за железной дверью, я не рискну сказать, но думаю, что знаю, почему только нога Феллиппо была найдена раньше. Я не смотрел на железную дверь, прежде чем выйти из дома, но я видел в подвале что-то еще, когда прошел к лестнице. Вот почему я лихорадочно побежал вверх по ступенькам, вот почему я пошел к властям, и отчего никогда не хочу возвращаться в призрачно-колдовской, древний и злополучный Аркхэм. Я нашел доказательства.
Обнаженное тело Джо Регетти, сидящего в кресле в подвале под светом фонаря, целиком перемололи в клочья гигантские и нечеловеческие зубы!
ХРАМ ЧЕРНОГО ФАРАОНА
(Fane of the Black Pharaoh, 1936)