Они спустились и въехали на гудящий мост, окруженные стадами ослов с углем для мангалов, вислоухие символы зноя и солнца в апогее орали так, что русскому человеку пришлось бы сказать, что они перегибали палку. Оттого въезд в город принял несколько фаустовский характер. Черт-те что. Не обошлось и без прямого несчастья. Сашка перепутал монголов с мангалами и, услышав, что зимой грузины греются у монголов, живо вообразил себе трудности вынужденных ежегодных переходов в Монголию и по весне обратно, расстроился совершенно. Огни заблистали на базарной площади по всему берегу. Между ними носились кометы охлаждающихся клинков, скакавших от кузниц. Он скоро привык к этим всадникам и даже передавал через них записки, когда был нездоров, в канцелярию.
Алексей Петрович делами не докучал и так орал на персиян, когда недоставало убедительных доказательств, действуя также зверскою рожею и огромною своей фигурой, производящей ужасное действие, что они убеждались, что не может же человек так сильно кричать, не имея на то справедливых причин.
Коцебу здесь оказался на своем месте. Успешно разъяснял персиянам устройства солнечных и лунных затмений, ставил сардарей друг против дружки и за одну луну похитил меч первенства, стал первым специалистом по затмениям. Можно ли драматургу лучше угадать свое назначение!..
Он возвращался к себе и оказывался у своего окна чуть ли не в базарном ряду, оттого и постройка отдельной лестницы стала из-за дороговизны места в 500 рублей серебром, в двух шагах, на глазах у прохожих шили платья и сапоги, чеканили серебро, брили головы, варили плов, пекли лаваш и чуреки, ковали лошадей, у него искрами сыпались стихи, и скоро сшил он за столом комедию, стоившую тысячи червонцев. А вечером, когда весь Тифлис сидел на плоской крыше, он тоже поднимался наверх из своего фонаря, со стенами, продырявленными несчетным числом отверстий, и повторял вслед за кахетинским слова городской немудреной песенки:
Министр вернулся к выправлению списка штабс-капитана Чужелобова и вычеркнул:
Репетилов:
Хлестова: Так, видно, век бедняжке не ложиться.
Сивцов было воспротивился. Все ж таки он был по образованию артиллерийский офицер, то есть находился с письменным русским языком если не в свойских, то в дружеских, свободных отношениях, математические и орфографические впечатления ранней юности еще не…
— Бог с ним! — махнул рукой министр, перехватив взгляд прапорщика на искореженном мизинце, и еще махнул: — Зато не потеряюсь!
— Давай-ка я, знаете ли что, переведу текст вашего камня, а то долго будете еще с ним таскаться из Тифлиса в Ставрополь, из Петербурга, с набережной, там, тоже толком никого, в Тифлис… Вы, прапорщик, везете не арабскую пародию, вы, Саша, везете в Северную Пальмиру пальмирский таможенный кодекс…
— Я? — изумился прапорщик, оглядываясь, быть может, в последний раз на выпушки и петлички своего мундира.
— Сходства между столицами никакого, только что в быстроте, с каковою возникли в пустынях; одна на песках Аравии, а наша на болоте Ингерманландии у римлян. В Пальмире кончались колесные дороги империи, начинались караванные пути… Ну что там в самом верху: «Печать дозволяется с тем, чтобы по отпечатывании три экземпляра были представлены в цензуру!..»
— Еще три плиты? — снова молвил потрясенный прапорщик.
— «…Восемнадцатого числа Нисана, года 448, эры Селевкидов под председательством Бонны, сына Бонны, сына Хайрана, при секретаре сената и народа Александра, сыне Александра, сына Филопатора, при архонтах Малику, сыне Олан, сыне Мокиму, и Зебейде, сыне Несы, сенат, собравшись на законном основании, постановил нижеследующее…»
Министр оторвался от перевода и, вздохнувши, сказал, ни к кому особенно не обращаясь:
— Господи боже, ну и генералы тут у нас! Можно подумать, что они нарочно созданы для того, чтобы все больше и больше укреплять во мне отвращение, которое питаю к чинам и высоким званиям:
1. С тех, которые ввозят мужских рабов в Пальмиру или в заграницы, взимается пошлина с каждого лица. Динариев. (22 Д)