А потому ей надо надеяться только на себя. И первым делом выбросить из головы романтические бредни, которые только осложняют жизнь. С нее хватит! Она больше никогда не станет жертвой. Она заставит сделаться ею кого-нибудь другого – иначе не вырвать своего благополучия у скряги-судьбы.
Потоки женских слез по поводу сочинения Дюма-сына продолжали литься, но и мужчины отдавали ему должное. Феноменальный успех «Дамы с камелиями» не оставил равнодушным Федора Михайловича Достоевского, который устами одного своего героя говорил, что этой удивительной исповеди человеческого сердца «не суждено ни умереть, ни состариться». Правда, о женщинах, подобных Мари Дюплесси, писатель отзывался без всякой сентиментальности :
«Камелия все более и более в моде. Возьми деньги да обмани хорошенько, то есть подделай любовь, – вот что требуют от камелии».
Камелии! С букетом этих цветов Мари Дюплесси появлялась в ложе театра, смущая добродетельных дам своею красотой, роскошью туалетов, блеском драгоценностей.
Камелии! После невероятного успеха романа Дюма так стали называть в Петербурге женщин, добывавших себе средства к существованию продажей своих ласк.
Вместе с этим словом прижилось на русской почве и другое понятие – «демимонд», «полусвет». В этом тоже чувствовалось влияние Парижа, вслед за которым в России стали избегать более привычных уху грубых слов применительно к женщинам не слишком строгой нравственности. Чаще стали говорить: «актриса», «камелия», делая, конечно, различие между ними и теми, кто ищет клиентов на улице.
«Полусвет» – это общность мужчин и женщин, которые связаны отношениями, не предполагающими строгого следования законам морали. Здесь кавалер мог приятно проводить время с приглянувшейся дамой, будучи твердо уверен в том, что она более ни на что не претендует, кроме некоторой суммы из его кармана. Как и в высшем свете, здесь устраивали ужины с танцами, но во всем было больше интимности, свободы обращения, а веселье чаще всего заканчивалось уединением в каком-нибудь укромном уголке, куда почти не долетали звуки веселых полек и кадрилей.
Адреса мест, где представителям обоих полов предоставлялась возможность «с приятностью» провести время, были всем известны. И устройство подобных заведений не требовало больших усилий. Какая-нибудь ловкая мадам снимала помещение с гостиной, небольшим залом для танцев и местом для уединения с приглянувшейся красоткой.
Здесь можно было встретить весьма респектабельных мужчин, банкиров, членов дипломатического корпуса, чиновников высокого ранга, людей титулованных с громкими аристократическими фамилиями. И никогда – великосветскую даму.
Любой полушепот, легкий намек на посещение неподобающего места бесповоротно губил репутацию женщины из общества. Даже если лишь какая-то досадная случайность привела ее сюда. Даже если речь шла отнюдь не о любовном свидании. Хотя, говоря по правде, для чего тогда существовали эти салоны, назначение которых каждому было очевидно?
Да и к чему они здесь, светские дамы? Как легко и просто, откинув всякую условность, здесь можно провести время с представительницами полусвета, то есть с «камелиями».
По описаниям знатоков такого рода удовольствий, внешне они ничуть не уступали носительницам знатных фамилий:
«Очень хорошенькие, очень любезные женщины, одетые с большим вкусом и прекрасно подражающие хорошим манерам и поведению благороднейших из наших дам, самых родовитых». «Самых родовитых»? Нет, все-таки копия всегда уступает подлиннику, а самая тщательная подделка чем-нибудь да и выдаст себя. Не без издевки над простушками, пытающимися выглядеть герцогинями, про самых дорогих петербургских «камелий», как правило, «терявших» в мирской суете свои истинные имена, писали, что «туалеты их были блистательны, кринолиновые юбки поражали своими размерами: дамы эти, несмотря на их изящный вкус, любят немного преувеличивать моду».
Забавные сведения об одной удачливой немочке, добравшейся до российских берегов только что не в исподнем и сделавшей здесь блистательную карьеру, рассказывал журнал «Современник» за 1856 год. Такие приключения происходят не просто с красивыми женщинами – этого совершенно недостаточно, а с теми, кто готов к ним.
Так вот, эта девятнадцатилетняя девушка из заштатного немецкого городка, нескладная, безвкусная, взятая в петербургский третьеразрядный бордель, каким-то чудом высвободилась оттуда без заметных потерь. «Превращаясь постепенно из Иоганны в Шарлотту, а потом в Шарлотту Федоровну, она обнаружила удивительную наблюдательность и необыкновенную способность воспринимать весь наружный блеск, все внешние условные формы, со всеми их тонкими и неуловимыми для простого глаза оттенками», – сообщал автор о чудесной метаморфозе.