Тогда он обратился за консультацией к Гумбольдту. Тот не спешил с выводами, проверил камень своими методами и все-таки в конце концов подтвердил правоту коллеги.
Следовательно, решил ошарашенный таким поворотом дела Полье, надо искать, обязательно искать! Гумбольдт поддерживал его энтузиазм, давал советы.
Как писал «Горный журнал» об истории обнаружения первых алмазов в России, Полье, резко изменив обычную технологию, «приказал промывать вторично грубые шлихи, остающиеся после промывки золотоносных песков».
Дружелюбный взор еще молодого и симпатичного Гумбольдта словно обращен к зрителю с призывом восхититься сокровищами нашей планеты. Путешествие же в Россию стало для великого естествоиспытателя исполненной трудностей, но по-особому интересной, незабываемой страницей жизни.
И вот найдены еще два «прозрачных камешка» – два алмаза.
Знания, интуиция, упорство настоящего ученого, которые ценил в нем сам великий Гумбольдт, – все было у Полье. Но где взять время на все, что задумано! И в Петербург Варваре Петровне летели послания человека, окрыленного такой жизненной удачей, о которой и не мечталось: «Жди, любовь моя, я вернусь и расскажу тебе обо всем, что здесь со мною приключилось. Это невероятно грандиозно! Господин Гумбольдт так помогает мне, и каждый час, проведенный с ним, – лучшая школа для меня».
...Полье понимал, что оговоренного на службе отпуска никак не хватит. Ему необходимо продлить свое присутствие на Урале. Поэтому в письме петербургскому начальнику, министру финансов графу Е.Ф. Канкрину, он подчеркивал ценность сделанного здесь открытия.
«5 июля я приехал на россыпь вместе с молодым минералогом, которому намеревался доверить управление рудником. В тот же самый день между множеством кристаллов железного колчедана и галек кварца, представленного мне золотоносного песка открыл я первый алмаз...»
Да, это был первый алмаз, найденный в России, что положило начало их промышленной добыче! По своим качествам и характеристикам эти, как их описывали, «бесцветные, совершенно прозрачные, сильно блестящие камни» не уступали эталонным образцам – бразильским, традиционно считавшимся самыми лучшими.
И снова министру направляются исполненные азарта строчки первооткрывателя, именем которого назовут тот счастливый прииск – Адольфовский. Надо искать дальше!
«Это только начало. Урал, как Бразилия, и я твердо уверен в том, что еще во время вашего министерского правления здесь будут открыты алмазы».
Первый русский алмаз был передан музею Горного института в Петербурге. Немецкому же ученому Полье подарил крупный камень в день 60-летия ученого, который они отмечали вместе на Урале во время той незабвенной экспедиции. Сейчас он хранится в Берлинском музее.
...Прошло четыре месяца разлуки. Полье вернулся в Петербург к супруге с подарками, достойными его любви и ее красоты. Известно, что впоследствии Варваре Петровне с прииска имени ее мужа было доставлено двадцать девять алмазов. Один из них был тридцати карат, стало быть, вес его составлял шестьдесят граммов.
О результатах уральской экспедиции и находке алмазов доложили Николаю I. Тот всегда придавал особое значение такого рода событиям.
Состоялось торжественное заседание Академии наук, где очень тепло чествовали немецкого ученого. Барон Гумбольдт был награжден орденом Святой Анны I степени – «за признание всем миром заслуг на поприще естественных наук и во внимание к тяготам, принятым им на себя при объезде Урала».
...Полье еще ранее почувствовал расположение к себе императора: он был пожалован в камергеры, получил придворную должность церемониймейстера. Уральская же удача и рвение, которые проявил Адольф Александрович в обнаружении российских сокровищ, были той же осенью 1829 года оценены орденом Святой Анны II степени. «Анна» давалась за государственную службу.
Как тут не вспомнить историю, случившуюся, когда соотечественник Полье Александр Дюма приехал в Россию. Его поклонники просили императора дать знаменитому романисту «хотя бы Станислава» – весьма скромную, признаемся, награду. «Довольно будет и перстня с вензелем», – сказал Николай. Разумеется, золотой перстень с бриллиантами, составляющими императорский вензель, в десятки раз превышал стоимость «Станислава». Но император дал понять разницу между скромным крестиком, символизирующим государственную награду, и пусть очень дорогим, но всего лишь личным подарком государя.