Лобанов-Ростовский арендовал замок французских королей Фонтенбло так, как нынешние приезжие люди снимают для житья «двушку». Разница только в масштабах. Снимок, сделанный с высоты птичьего полета, наводит на мысль, что ни князь, ни его гости не страдали от тесноты.
Тем не менее прелестниц, желающих накоротке провести время с князем и в результате увезти из Фонтенбло на память какой-нибудь приятный сюрприз в бархатном футлярчике, было хоть отбавляй.
– Нет, милый друг, как хотите – но я вам не верю, – оглядывая стены, слышавшие страстный шепот влюбленного в Диану короля, говорила очередная гостья. – Признайтесь, это все басни, что рассказывают про нее. Как можно любить совсем немолодую женщину? Да еще королю? Скажите, скажите же мне! Я сгораю от любопытства.
– Это правда, мадемуазель... э-э-э, простите, я запамятовал. .. ах да, Луиза, конечно, Луиза. Так вот, мадам де Пуатье, похоже, не верила в любовь короля. Он убеждал ее, но она стояла на своем. И даже неоднократно хотела покинуть его. После смерти мужа она осталась богатой вдовой и могла бы найти себе пару. Зачем ей этот юнец? Когда Генриха заставили жениться, Диана, кажется, вздохнула с облегчением: уж теперь-то она свободна. Но не тут-то было – молодой супруг чуть ли не с брачного ложа прибежал к своей фаворитке.
– И сколько же тогда Диане было лет? Князь, немного помолчав, произнес:
– Думаю, уже за сорок.
– Невозможно! Так я вам и поверила! Она что же, по-вашему, и не старела вовсе?
– Да, моя прелесть! Диану действительно называли колдуньей. Ясные глаза, гладкая, атласная кожа, а сама – уверенная и сияющая... Да что вам мои слова – в кабинете короля висит ее портрет. Разве вы не видели?
– Не-е-т! – пожала плечами актриса. – Их здесь много висит, разных дам.
Представьте себе, сколь приятно было русскому князю, присев с бокалом французского вина на знаменитой лестнице дворца Фонтенбло, рассказывать гостям о том, что именно на этих ступенях поверженный Наполеон прощался со своей гвардией перед ссылкой на затерянный в океане остров. Какие трагические мгновения великой судьбы! А вот они сидят здесь и пьют вино.
– Как жаль, что вам это неинтересно! Должны же вы хоть что-нибудь знать, кроме ваших ролей. Впрочем, я не о том. Ведь вы спросили, почему не старела Диана? То, как она жила, мне кажется, это объясняет. Представьте, каждодневный подъем в пять часов утра, купанье в озерце с холодной водой, потом на коня и часа два бешеной скачки по здешним полям. И так всегда – в любое время года. Многие придворные дамы пытались делать то же самое, но надолго их не хватало. Время шло – они теряли молодость и красоту. Диана же оставалась прекрасной.
Гостья князя возмутилась:
– Что за ужасы – купаться в холодной воде! А вставать в пять часов утра! Да я не верю вам. Вы, видно, забавляетесь, а я, как деревенская дурочка, слушаю ваши немыслимые россказни.
– Разве я способен на подобное? Но если вы мне не верите, я умолкаю.
Схватив веер с платья, лежавшего небрежной грудой в кресле, девица принялась обмахиваться, будто ей стало жарко.
– Нет уж, раз начали, то и заканчивайте. Что же дальше было?
– Дальше? – отозвался князь. – Диана была очень умна, и все три десятилетия романа с ней король всегда слушался ее советов. Но в конце концов...
– Ну конечно! – захлопала в ладоши слушательница. – Я так и знала – он ей все-таки изменил! Вот оно чем кончилось!
– Да нет же! Генрих был случайно ранен на рыцарском турнире и прожил еще несколько дней. За несколько минут до смерти, которую, кстати, ему предсказал Нострадамус, он прошептал склонившейся над ним Диане: «Я вас умоляю всегда помнить о том, что никогда не любил и не люблю никого, кроме вас».
Мадемуазель, расчувствовавшись, даже всхлипнула:
– Боже, какие же были раньше мужчины! Воцарилось молчание. Потом раздался голос Александра Яковлевича, тихий, задумчивый:
– А какие были женщины!..
...Возможно, их было в жизни Лобанова-Ростовского две – по-настоящему им обожаемые, вызывавшие поклонение. Одна – Анна Ярославна, уроженка теплого, ласкового Киева, наверно никогда не мечтавшая ни о какой короне в чужой далекой стране. Другая – Мария Стюарт, которая превратила свою жизнь в трагедию из-за короны, весьма опасного, надо сказать, украшения.