Летний сад стал первым парком Санкт-Петербурга, разбитым вокруг летнего дворца Петра I. Даже самых взыскательных европейцев восхищала его ажурная чугунная решетка. Одетые гранитом набережные Невы придавали столице особый лоск. Беньямин Патерсен. Масло (1798).
Драгоценным камнем в оправе Петербурга сиял Эрмитаж, где в рекордные сроки были собраны лучшие произведения искусства современных европейских и древних мастеров. Его художественная коллекция пополнялась с каждым годом, императрица Екатерина рассылала своих агентов по всем значительным аукционам Европы. Богатейшую в мире ценительницу искусств интересовало все: картины и фарфор, мебель и скульптуры, ювелирные изделия и серебряная посуда. Во время инвентаризации, проведенной в сокровищницах Зимнего Дворца в начале XX века, общий вес одних только серебряных изделий составил 22 тысячи килограммов. В основном это были заказанные на Западе сервизы и отдельные столовые приборы.
Главный поток сокровищ из Европы в Россию шел на судах, плывших вдоль финского побережья. Некоторые из них так и не сумели довезти свой драгоценный груз до гранитных невских причалов.
Одним из таких несчастливых кораблей стал голландский кофф «Фрау Мария», отправившийся 12 августа 1771 года из Амстердама в Петербург с грузом уникальных произведений искусства, купленных у наследников известного голландского мецената и коллекционера Геррита Браамкампа.
Когда Екатерина узнала, что этот преуспевающий лесопромышленник умер весной 1771 года, она попросила русского посла в Гааге князя Дмитрия Голицына порекомендовать ей знающих торговцев произведениями искусства, которые могли бы от ее имени принять участие в предстоящем аукционе. Высокий заказ был выполнен, и русская императрица стала обладательницей коллекции картин голландских художников XVII–XVIII веков, среди которых числились произведения лучших учеников Рембрандта и, возможно, самого великого мастера. Это были полотна маслом и офорты. Стоимость картин, по оценке шведского посла в Петербурге, составляла от 50 до 80 тысяч рублей: огромная сумма, если учесть, что каменный дом для шведского дипломатического представительства в центре Москвы оценивался не более чем в 20 тысяч рублей.
Дорогие покупки на амстердамском аукционе, где шла с молотка коллекция Браамкампа, сделали и приближенные императрицы. Новыми хозяевами картин стали канцлер граф Никита Панин, вице-канцлер князь Александр Голицын, граф Чернышев, граф Разумовский и еще ряд не менее важных сановников. Все эти сокровища были погружены в трюм коффа «Фрау Мария». Среди картин и драгоценностей скромно примостились покупки одного из богатейших людей России, заводчика Прокофия Демидова, увлекавшегося садоводством. Он приобрел в Амстердаме два ящика луковиц тюльпанов и семян цветов.
23 сентября, на одиннадцатый день плавания, судно достигло Хельсингёра и встало на якорь. Шкипер Рейнхольд Лоренц пересел на шлюпку и отправился на берег, выполнять неприятную, но обязательную процедуру: декларировать груз на датской таможне и платить пошлину. В одном из томов, которые велись на таможне, а сейчас хранятся в Государственном архиве в Копенгагене, можно прочесть весь список груза, от сахара и сыра до ниток для шитья и одежды — нет только сокровищ императрицы. Это объясняется тем, что датские короли в порядке «монаршей солидарности» освобождали от налога личные грузы венценосных особ, и таможня поэтому даже не вносила их в свои списки.
Расплатившись с датской короной, шкипер направил свое судно в Балтику, которая встретила его штормами. Бортовой журнал «Фрау Марии», хранящийся в городском архиве Або и переведенный на шведский язык в связи с юридическим разбирательством по поводу потерянного груза, так рассказывает об агонии этого судна, проходившей в шхерах неподалеку от Або:
«Четверг 3 октября… дул шквальный ветер, поэтому, чтобы удержаться на курсе, мы взяли рифы на марселе и закрепили его, затем, помолившись, направились к Норд-Осту от Норда, стремясь выйти на открытый фарватер. В половину девятого, хотя два человека находились на палубе, мы двигались вслепую и наскочили на мель. Мы решили, что вот-вот потонем, но огромная волна сняла нас с мели и оказалось, что судно еще держалось на плаву, но вокруг были скалы, от которых мы старались уйти. Тем не менее, мы напоролись на другую мель, удар оказался так силен, что мы потеряли руль и часть кормы; когда нам удалось сняться с мели, в корпусе открылась сильная течь, мы бросились к насосу, кинули носовой якорь, опустили лот, дна не достали, и тут с подветренной стороны появилась скала, с большим трудом удалось ее проскочить. Мы стали замерять глубину снова, под нами оказалось тринадцать саженей. Мы опустили якорь, который долгое время не мог зацепиться за дно, и нас несло до тех пор, пока якорный трос не выбрало до отказа, и тогда наконец судно остановилось, мы закрепили паруса и все бросились к насосу, вода стояла на уровне трех футов. Дул сильный ветер, и мы качали воду всю ночь, стараясь сделать все возможное.