Но войти в историю за счет Дании Густаву помешала русская императрица. На встрече в приграничном Фредриксхамне, состоявшейся в 1782 году по инициативе Густава, Екатерина II отказалась заключать какое-либо соглашение за спиной дружественной Дании. Король покинул тайные переговоры разочарованным и лично уязвленным. Густав глубоко уважал российскую императрицу, называя ее «Северной Семирамидой». Он рассчитывал покорить ее своим обаянием и завязать личную дружбу. Ведь так уже случилось однажды, во время юношеского пребывания Густава во Франции. Тогда французский королевский двор был покорен изящным и умным кронпринцем из далекой северной страны, и союз Франции со Швецией укрепился. Но русская императрица, при всей своей любви к мужчинам, оказалась холодна к чарам «шведского кузена». Два монарха встречались дважды — в 1777 году в Петербурге и пять лет спустя во Фредриксхамне — и каждый раз Густав вызывал у нее скрытую антипатию. Это был располневший человек с плохими зубами, который никак не мог выйти из образа самовлюбленного красавца-юноши. Перед встречей во Фредриксхамне Густав проводил смотр войск и, упав с лошади, сломал руку. Однако, даже представ перед императрицей в облике мужественного полководца, с рукой на перевязи, он добился лишь обратного эффекта. Екатерина язвительно заметила, что свои самые счастливые минуты шведский король переживает, красуясь перед зеркалом, а что касается травмы, то, как писала она Потемкину, «Александр Македонский старался не падать с лошади на глазах у своего войска».
Вся встреча была, по ее мнению, пустой тратой времени.
Но для Густава она оказалась решающей. Отныне он стремился наказать «Северную Семирамиду». Его путь в историю должен был пролегать не через Копенгаген, а через Петербург.
Оставалось лишь ждать подходящего момента.
Король Густав III мечтал войти в историю знаменитым. Для этого была нужна хотя бы одна победоносная война. Выбор пал на Россию. Лоренс Паш-младший. Масло (1777).
Русская императрица Екатерина вызывала восхищение Густава III, мечтавшего покорить ее сердце. Но шведский король был не в ее вкусе. Возможно, уязвленное самолюбие Густава стало одной из причин войны. Виргилиус Эрихсен. Масло (1778–1779).
В сентябре 1787 года началась русско-турецкая война, основные силы русской армии были переброшены на юг. Флот также готовился покинуть Кронштадт для действий в Средиземном море. Швеция могла ударить по ослабленному противнику. Мозг короля превратился в своеобразный фильтр, который пропускал лишь те сведения, которые подтверждали его уверенность в успехе. Посол Швеции в Турции, описывая путешествие Екатерины в Херсон и Крым, укрепил убеждение Густава в том, что его противником будет колосс на глиняных ногах. «Потемкинские деревни», созданные вдоль пути проезда Екатерины, — фальшивые обрабатываемые поля, деревни, сады — были, якобы, по всей стране. Оставалось лишь слегка толкнуть этот карточный домик под названием Россия. Густав ожидал восстания немецких дворян в Лифляндии, он даже был уверен, что космополитичное население Петербурга встретит его как героя, а шотландский адмирал Самуил Грейг, состоявший на русской службе, откажется оборонять российскую столицу.
Блицкриг против России во многом повторял план нападения на Данию. Шведский флот должен был завоевать господство на море и, войдя в Финский залив, высадить десант в районе Ораниенбаума под Петербургом. Армии в Финляндии при поддержке шхерного флота следовало продвинуться по прибрежной дороге через Фредриксхамн и Выборг на Петербург. Русская столица, охваченная с двух сторон железными шведскими клещами, должна была расколоться как спелый орех. Из захваченного Петербурга Густав мог диктовать условия мира униженной Екатерине: возвращение границы на линию по реке Сестре на Карельском перешейке и прекращение войны с Турцией. Последний пункт был лишь весьма отдаленно связан со шведскими интересами, но Густаву хотелось стать политическим деятелем мирового масштаба. Своему другу Армфельду он писал: «…именно я спасу Оттоманскую империю от гибели… обо мне узнают и в Азии, и в Африке».
Даже само место проведения первых военных совещаний с доверенными приближенными говорило о том, что короля заботили судьбы не только Швеции, но и далекой Турции. Тайные советы проводились в турецком павильоне, только что возведенном в резиденции короля Хага. Там, на окраине Стокгольма, вдали от главного королевского дворца, можно было готовить войну, не привлекая излишнего внимания.