Чапман считал, что его малые суда дают возможность для активного подвижного боя. Шлюпы и ялики могли обходить противника с флангов и окружать его. Их жертвой мог стать и забравшийся в шхеры линейный корабль. Даже при залпе всех бортовых орудий было почти невозможно попасть в низкий «танк» шириной чуть больше четырех метров. Как показала разразившаяся вскоре война, конструктор был прав. В самых ожесточенных сражениях потери среди шлюпов и яликов оказались минимальны.
Король рассчитывал, что флоты — корабельный и армейский — принесут ему быструю победу над Россией. О надеждах Густава можно судить по его письму французскому королю Людовику XVI, где он характеризовал свой флот как «самую дорогостоящую часть средств защиты и нападения, превосходящую возможности соседей».
Шведская армия в Финляндии располагала 25 тысячами солдат, у России было всего десять тысяч. Русские крепости вдоль побережья Финского залива, прежде всего Фредриксхамн, должны были быстро пасть под ударами армейского флота. Вместе обе эскадры. Стокгольмская и Финская, базировавшаяся в Свеаборге, насчитывали более сотни гребных судов современных конструкций. Россия на бумаге располагала примерно таким же количеством устаревших галер, но большинство из них были гнилыми и непригодными к выходу в море.
Пятнадцать линейных кораблей и десять фрегатов корабельного флота ждали выхода на базе флота в Карлскруне. Кронштадт, закрывавший подход к Петербургу, серьезной опасности не представлял. Главный командир Кронштадтского порта Петр Пущин за несколько дней до начала войны докладывал вице-президенту Адмиралтейств-коллегии графу Чернышеву: «…канониров очень мало и те все из рекрут; военнослужащих, которые б могли управлять пушками и в случае выпалить из ружья — некому, а лучшие только адмиралтейские плотники, и те ненадежные».
Сильной у русских была лишь Кронштадтская эскадра Самуила Грейга из семнадцати кораблей, готовившаяся к походу в Средиземное море на войну с Турцией, но король считал, что его флот сумеет разбить русских в первом же сражении.
23 июня 1788 года король Густав III поднялся на борт своей яхты «Амфион», отправлявшейся к войскам в Финляндию. На короле была им лично разработанная в шведских традициях одежда, на боку висела знаменитая шпага Карла XII. Время отъезда также было выбрано тщательно и символично: именно в этот день когда-то отплыл в Германию — навстречу славе — король Густав II Адольф.
Пока королевская яхта везла своего сиятельного пассажира к бессмертию, в Финляндии случилась так долго ожидавшаяся русская провокация. 28 июня перешедший границу казачий отряд обстрелял шведский пограничный пост у местечка Пуумала. Никто не пострадал, но местные жители видели русских казаков и могли подтвердить факт нападения. Король получил возможность обойти закон и начать войну. Разговорами оппозиции о том, что казаки на самом деле были шведами, а их форму изготовили в мастерских Королевской оперы в Стокгольме, можно было и пренебречь.
Шестого июля по прибытии в Гельсингфорс Густав направил ультиматум Екатерине, в котором требовал переноса границы на Карельский перешеек и возвращения Крыма туркам. Иначе — война!
Петербург отверг ультиматум, а императорский двор смеялся над воинственными намерениями короля. Все помнили этого изнеженного щеголя, свалившегося с лошади на ровном месте. Екатерина написала комическую оперу «Горе-богатырь Косаметович», в главном герое которой безошибочно угадывался Густав. «Хотя же стал я храбр недавно, но будет имя славно. Пойду я бодр теперь и горд На вест, на зюйд, на ост и норд», — надувая щеки, пел свою арию Косаметович, заглушаемый смехом фрейлин Екатерины.