— К тому моменту, когда его отец подошел к двери кабинета (коридор очень длинный, и лорду Халлу могло потребоваться не меньше двух минут, чтобы добраться до кабинета без посторонней помощи), Стивен стряхнул с себя оцепенение и подошел к двери гостиной. Он был свидетелем разговора между отцом и камердинером. Разумеется, лорд Халл находился к нему спиной, но Стивен слышал голос отца и описал характерный жест: Халл потер затылок.
— А не могли Стивен Халл и этот Стэнли поговорить до прибытия полиции? — задал я вопрос и проявил, как мне показалось, высокую проницательность.
— Могли, конечно, — устало ответил Лестрейд. — И, наверное, поговорили. Но они не могли вступить в сговор.
— Вы уверены в этом? — спросил Холмс, но без видимого интереса.
— Да. Стивен Халл мог, по моему мнению, оказаться искусным лжецом, но Стэнли вряд ли способен лгать достаточно убедительно. Надеюсь, Холмс, вы согласитесь с моей профессиональной точкой зрения.
— Да, я согласен.
— Итак, лорд Халл вошел в свой кабинет, в знаменитую запертую комнату, и все слышали щелчок замка в двери. У лорда Халла был единственный ключ к замку в эту святая святых. Затем они услышали еще более неожиданный звук — Халл задвинул засов. Наступила тишина.
Леди Халл и трое ее сыновей — четверо нищих благородного происхождения молча обменялись взглядами. Кошка снова замяукала на кухне, и леди Халл заметила растерянным голосом, что если кухарка не даст кошке молока, ей придется пойти на кухню и сделать это самой. Она сказала, что кошка сведет ее с ума, если будет продолжать мяукать. Она вышла из гостиной. Через несколько мгновений, не говоря друг другу ни слова, гостиную покинули и три ее сына. Уильям пошел наверх, в свою комнату, Стивен направился в музыкальный салон, а Джори присел на скамью под лестницей. Он объяснил Лестрейду, что делал так с раннего детства, когда ему бывало грустно или требовалось обдумать что-то неприятное.
Меньше чем через пять минут из кабинета донесся крик. Стивен выбежал из музыкального Салона, где он рассеянно наигрывал на фортепьяно. Джори столкнулся с ним у двери кабинета. Уильям спускался по лестнице, когда эти двое уже взламывали дверь. Стэнли — камердинер лорда Халла, вышел из гардеробной и снова подошел к перилам галереи. Стэнли показал, что видел, как Стивен Халл ворвался в кабинет, как Уильям сбежал по лестнице и едва не упал, поскользнувшись на мраморных плитах, а леди Халл вышла из двери столовой с кувшином молока в руке. Через мгновение собрались все слуги.
Лорд Халл лежал грудью на письменном столе, а вокруг стояли три брата. Глаза старика были открыты, и взгляд их… думаю, выражал удивление. В данном случае вы можете согласиться с моим мнением или отклонить его, но я убежден, что в его глазах отражалось нечто очень похожее на удивление. В руках он сжимал свое завещание… старое завещание. Никаких следов нового завещания не было. Из его спины торчал кинжал.
Произнеся эту фразу, Лестрейд постучал по перегородке, отделяющей их от кучера, и скомандовал ехать дальше.
Мы прошли в дом мимо двух констеблей, каменные лица которых сделали бы честь часовым у Букингемского дворца. Дальше простирался очень длинный зал, пол которого, устланный черными и белыми плитами, походил па шахматную доску. У открытой двери в дальнем конце зала стояли еще два констебля: это был вход в кабинет, пользующийся теперь такой дурной славой. Слева наверх вела лестница; справа находились еще две двери: я решил, что они ведут в гостиную и в музыкальный салон.
— Семья собралась в гостиной, — сообщил Лестрейд.
— Отлично, — приятным голосом отозвался Холмс. — Но, может быть, мы с Уотсоном сначала осмотрим место преступления?
— Мне сопровождать вас?
— Нет, пожалуй, — сказал Холмс. — Тело уже увезли?
— Когда я поехал к вам па квартиру, оно все еще было в кабинете, но теперь его почти наверняка увезли.
— Очень хорошо.
Холмс направился к двери кабинета. Я последовал за ним.
— Холмс! — окликнул его Лестрейд.
Холмс повернулся, удивленно подняв брови — Там нет ни потайных дверец, ни выдвижных панелей. Вы не можете не согласиться со мной.
— Думаю подождать с выводами, пока… — начал Холмс и часто задышал. Он поспешно сунул руку в карман, нашел салфетку, которую по рассеянности унес из ресторана, где мы ужинали прошлым вечером, и оглушительно высморкался в нее. Я посмотрел вниз и увидел большого кота, всего в шрамах, который показался мне так же неуместен в этом огромном зале, как и какой-нибудь уличный мальчишка, о которых я думал раньше. Он терся о ноги Холмса, одно его ухо торчало на покрытой шрамами голове, другое отсутствовало вовсе, утраченное в какой-то давнишней уличной драке.