Выбрать главу

— Признается в конце концов. Косвенных улик вполне достаточно. Если не признается он, то все расскажет Сара, как только ей станет известно, что обвинять ее будут по статье за умышленное убийство с заранее обдуманным намерением.

— Страшная штука любовь, — вздохнул Хан.

Два горелика

Инспектор Хутиэли зашел к своему коллеге и приятелю инспектору Берковичу вскоре после обеда.

— Как работается? — спросил он.

— Плохо, — хмыкнул Беркович. — Никак не могу расколоть Шулю Маршанскую. Прямых улик ни одной, косвенных сколько угодно, мне-то все очевидно, но признаваться она не желает.

— А что эта женщина натворила? — заинтересованно спросил Хутиэли.

— Утопила соседскую кошку, можете себе представить!

— Господи, — возмутился Хутиэли. — Что за ерундой ты занимаешься?

— Не скажите… Соседи Моршанской подали жалобу, и теперь хочешь-не хочешь, приходится принимать меры.

— Кошек не нужно держать дома, вот и все меры, — пробормотал Хутиэли. — Но пришел я к тебе не для того, чтобы говорить о кошках или собаках.

— О чем же?

— Полчаса назад звонили из аэропорта и сообщили о том, что при прохождении паспортного контроля задержан Ефим Горелик.

— Не понял, — нахмурился Беркович. — Какой еще Горелик? Он же две недели в камере сидит, завтра я передаю в суд обвинительное заключение!

— Вот и я так же удивился, — хмыкнул Хутиэли. — Однако документы у задержанного именно на Ефима Горелика, тридцати двух лет. Фотография в паспорте соответствует личности предъявителя.

— Он не только фальшивые деньги изготавливал, но еще и документы подделывал?

— Не исключено. Только не идиот же он — изготовить фальшивку на собственное имя! В общем, ты вел дело Горелика, тебе и с новым претендентом на это имя разбираться.

— Ну спасибо, — пробормотал Беркович. — Только фантомов мне не хватало для хорошей жизни.

Задержанного доставили час спустя. Это оказался высокий мужчина с широкими скулами и пронзительным взглядом серых глаз — ничего общего с тем Гореликом, что уже две недели дожидался в камере слушания своего дела. Беркович внимательно изучил заграничный паспорт, рассмотрел фотографию — все было вроде бы нормально, хотя, конечно, вывод о том, фальшивка ли это, делать придется не ему, а эксперту Хану, которого сейчас не было на месте — обед у него почему-то начинался тогда, когда остальные сотрудники управления уже собирались по домам.

— В чем, собственно, дело? — воинственно спросил задержанный. — Я спрашиваю в десятый раз, и никто не дает мне вразумительного ответа.

— Если вы действительно Ефим Горелик, то полиции от вас нужно признание в том, что вы изготовляли фальшивые деньги, которыми расплачивались в магазинах.

— Я? — удивился задержанный. — Почему я должен признаваться в том, чего не делал?

Действительно, почему он должен был в этом признаваться? Около трех недель назад некий Ефим Горелик уже был задержан — и тоже при прохождении паспортного контроля в аэропорту. Это был невысокий мужчина, довольно тучный для своих лет, с короткой бородкой и бакенбардами. В том, что он изготовлял фальшивые деньги, Горелик признался на первом же допросе и предъявленную ему готовую продукцию узнал. Улики против него были косвенными, как и против убийцы соседской кошки, фамилия фальшивомонетчика стала известна благодаря оперативным разработкам, но в лицо этого человека никто не видел, а если и видел — ведь он расплачивался фальшивыми деньгами, — то не запомнил. Во всяком случае, с опознанием Горелика изначально возникли проблемы, и если бы он сам не признался, у обвинения возникли бы значительные трудности. Признание задержанного сильно облегчило Берковичу жизнь. Правда, Горелик наотрез отказался показать, куда спрятал свою машинку для тиражирования фальшивок, но инспектор надеялся, что до суда тот изменит свое решение.

Вот только второго Горелика не хватало для полного счастья.

Беркович понимал, конечно, что в данном случае произошла фатальная ошибка, но нужно было разобраться, и он сказал:

— Возможно, вы действительно ни в чем не виноваты. Если это так, я перед вами извинюсь от имени полиции. Но разобраться необходимо. Скоро сюда придут несколько человек, и будет произведено официальное опознание. Если никто вас не узнает — вы свободны.

— Бред какой-то, — продолжал возмущаться Горелик-второй. — Я законопослушный гражданин! Я напишу жалобу генеральному инспектору!

Он продолжал буйствовать и поносить весь личный состав полиции от рядового полицейского до министра до тех пор, пока из коридора не заглянул наконец сержант Мерон и не доложил, что для опознания все готово.