Комната, в которой производилось опознание, была ярко освещена. Горелика поставили у стены в ряду с пятью отдаленно похожими на него сотрудниками управления. Ввели женщину средних лет — кассиршу одного из супермаркетов, где Горелик расплатился фальшивой пятидесятишекелевой купюрой. Женщина медленно оглядела стоявших у стены мужчин и ткнула пальцем в Горелика:
— Этот, — сказала она. — Он дал мне фальшивые деньги.
Вторая кассирша, работавшая в магазине готового платья, Горелика не узнала, но долго смотрела именно на него — что-то в его облике все же показалось ей знакомым. Однако уверенности у нее не было, и утверждать что бы то ни было она отказалась.
— Ну и что теперь? Когда вы оставите меня в покое? — спросил Горелик, оставшись опять наедине с Берковичем в его кабинете.
— Если бы обе женщины вас не узнали, то…
— Одна не узнала! А другая ошиблась, это разве не ясно?
— А может, наоборот? Одна узнала, а другая засомневалась — все-таки прошло больше месяца… Вот что, — принял решение Беркович, — я задерживаю вас до утра. Основание: подозрение в изготовлении фальшивых денег. Утром примем окончательное решение.
— Не вы примете, а суд! — воскликнул Горелик-второй, проявив недюжинные познания в процедурных вопросах.
Отправив подозреваемого в камеру, Беркович попросил привести на допрос первого Ефима Горелика, задержанного три недели назад. Дожидаясь, он еще раз внимательно перечитал обвинительное заключение и не нашел в нем очевидных изъянов. Косвенных улик и признания было достаточно для передачи дела в суд. Появление второго Горелика, конечно, осложняло ситуацию, нужно было убедиться в том, что это просто случайное совпадение. Не такая уж редкая фамилия, да и имя часто встречается.
— Меня переводят в тюрьму? — спросил Горелик-первый, присев на кончик стула. — Я не против, мне в вашей камере неприятно находиться, тесно и холодно.
— А что, — усмехнулся Беркович, — вам знакомы камеры в израильских тюрьмах? Приходилось бывать?
— Вы же знаете, что нет, — вздохнул Горелик. — Вы теперь обо мне все знаете.
— Не все, — покачал головой Беркович. — На вашей квартире не обнаружено оборудование для изготовления фальшивых денег. Показать, где оно находится, вы не желаете. Почему? Вы же добровольно признались…
— Да, признался, — кивнул Горелик. — А если покажу станок, срок может стать больше. Вы меня понимаете?
Беркович понимал. Должно быть, станок был много сложнее, чем это необходимо для изготовления пятидесятишекелевых купюр. Видимо, доллары Горелик тоже подделывал. Действительно, к чему ему увеличивать срок своего заключения? И так достаточно.
— С другой стороны, — продолжал вслух размышлять Беркович, — кассирши магазинов вас не опознали. Друзья и знакомые ничего о вашей деятельности не знают и свидетельствовать не могут — ни за, ни против.
— Естественно, я никого не впутывал.
— Вы никого не впутывали, верно. Вас никто и не подозревал. Почему же тогда вы хотели сбежать за границу? Вас ведь задержали в аэропорту. Цели своей поездки вы толком объяснить не смогли.
— То, что для меня цель, для вас может быть…
— Не будем спорить, — прервал Горелика Беркович. — Только что вы сказали фразу, которая навела меня на мысль… Сейчас вас отведут в камеру, а часа через два я, пожалуй, хотел бы опять с вами повидаться и тогда поговорить начистоту.
— Какая мысль? Что значит начистоту? — забеспокоился Горелик.
— Поговорим потом, — отмахнулся инспектор и вызвал конвойного.
После того, как Горелика увели, Беркович достал из сейфа папку с материалами по делу о фальшивых шекелях и вытащил удостоверение личности подозреваемого. Ни у кого не возникало сомнений в том, что это подлинный документ. Какие сомнения? Человек не возражал, что это именно он и есть!
С удостоверением в руках Беркович спустился в лабораторию судебной экспертизы и нашел своего друга Рона Хана сидевшим в задумчивости над какой-то грязной перчаткой.
— Погляди-ка, — сказал инспектор, положив на стол удостоверение личности Ефима Горелика, — это подлинник или подделка?
— А, Горелик, — оживился Хан. — Этот фальшивомонетчик? Почему ты решил, что документ может быть фальшивым? Вот если бы Горелик выдавал себя за честного человека…
— Ты проверь, а потом я тебе кое-что скажу, — сказал Беркович и опустился на стул.
Хан взял в руки документ и вышел из кабинета. В его отсутствие Беркович успел прочитать лежавший на столе номер «Едиот ахронот», не нашел там ничего интересного и принялся разглядывать грязную перчатку, принадлежавшую, видимо, какому-то преступнику.