— Никто до приезда полиции… — повторил Беркович и умолк, глядя на жену невидящим взглядом.
— Эй, — сказала Наташа, — что с тобой? Боря, о чем ты думаешь?
— Если никакие разумные версии не объясняют фактов, — тихо произнес Беркович, — то остается принять самую безумную, она-то и будет истинной.
— Самую безумную?
— Мы не верим в заговор свидетелей, верно? А они утверждают, что до приезда полиции…
— Не хочешь ли ты сказать…
— Но это очевидно! Если до приезда патруля никто не входил в кабинет, значит, убил полицейский!
— Чепуха, — сказала Наташа. — Полиция прибыла уже после того, как был получен звонок об убийстве!
— Да, — согласился Беркович. — Но есть одно обстоятельство, на которое не обратил внимание вчера Левин, а сегодня я.
— Какое обстоятельство? — воскликнула Наташа.
— Подожди-ка, — нетерпеливо сказал Беркович и направился к телефону. Набрав номер и подождав ответа, он представился и спросил:
— Скажите, господин Лившиц, сколько раз приезжал вчера на виллу полицейский патруль?.. Конечно, нам это лучше известно, но мне хотелось бы услышать, что помните вы. Так, понятно… Благодарю вас. Вы не будете возражать, если я через полчаса подъеду к вам и запишу официальные показания? Отлично.
Он положил трубку.
— В гости ты не хочешь, — возмущенно сказала Наташа, — а к какому-то свидетелю…
— Наташенька, я понял, как было дело! — возбужденно сказал Беркович. — И очень важно иметь показания сегодня! Завтра я допрошу остальных, но хотя бы двух-трех нужно… Извини, я должен идти.
— Да в чем дело-то? — спросила Наташа. — Отчего ты вдруг так возбудился?
— Этот Лившиц сказал, что полиция приезжала дважды. Сначала явился некий сержант, который сказал, что в полицию поступил звонок, и нужно кое-что проверить. Он вошел в кабинет, пробыл там минуту, вышел и сказал гостям, чтобы они не расходились и в кабинет не заходили, поскольку дело серьезное. А буквально через минуту после его ухода явился Левин с патрульными. Лившиц утверждает, что этот сержант просто ходил за подкреплением. И потому, естественно, он заявил на допросе, что до приезда полиции в кабинет не входил никто. Понимаешь?
— Ты действительно думаешь, что убил полицейский?
— Некто в форме полицейского! Причем он сначала позвонил и сообщил об убийстве, а потом уже вошел и ударил Шумахера ножом. Рассчитал так, чтобы между его уходом и приездом настоящих полицейских прошло очень немного времени, и в памяти гостей это отпечаталось бы как одно событие! Извини, Наташа, я должен идти.
— Как же вы его искать будете? — спросила Наташа.
— Составим словесный портрет, — пожал плечами Беркович. — Полицейского, который якобы обнаружил тело, видели почти все, наверняка смогут описать. Попробуем пройти по связям Шумахера… В общем, это уже рутинный поиск. Но какая наглость! Сначала сообщить об убийстве, а потом убить!
— Почему не наоборот? — удивилась Наташа. — Может, он сначала убил, а потом…
— Нет, нет, по словам Лившица, патруль прибыл буквально через минуту после ухода первого полицейского. А между звонком и тем моментом, когда…
— Понятно, — прервала мужа Наташа. — Ты мне позвонишь, когда что-нибудь прояснится?
— Непременно, — пообещал Борис и вышел.
Конечно, он не позвонил. Наташа спала, когда муж вернулся домой, но проснулась и сквозь сон спросила:
— Ну что? Нашли его?
— Найдем, — уверенно сказал Борис, стаскивая туфли. — Составили фоторобот, очень характерная внешность… Послушай, Наташа, а почему бы нам не пойти к Михе завтра вечером?
— Ты хочешь сказать: сегодня? Думаешь, до вечера ничего не случится?
— Уверен, — пробормотал Беркович, засыпая.
Чудо на воротах
— Борис, ты веришь в привидения? — спросил инспектор Хутиэли сержанта Берковича.
— Не верю, конечно, — ответил сержант. — Я реалист. А почему вы спрашиваете? В каком преступлении вы собираетесь обвинить потусторонние силы?
— Пока ни в каком. Но если так будет продолжаться, то не исключено, что Азам Бурни впадет в экстаз и покончит с собой.
— Не понял, — поднял брови Беркович. — Кто такой Азам Бурни?
— Строительный рабочий, — объяснил инспектор. — Араб — христианин из деревни Ядан в Галилее.
— Не наш округ, — покачал головой сержант. — Даже если бы он покончил с собой, не нам пришлось бы этим заниматься.