— А след на рукоятке ножа…
— Чепуха, — махнул рукой Беркович. — Начиталась детективов… В реальной жизни обнаружить пальцевые следы на орудии убийства удается разве что в половине случаев. А там… У ножа резная рукоятка, следы не остаются.
— Но это не ограбление?
— Нет, конечно. И чтобы ты не задавала ненужных вопросов, скажу сразу: влезть в окно или через балкон никто не мог. Балконов там нет вообще, а на восьмой этаж по стенке средь бела дня не заберешься. Да и ночью, пожалуй, тоже. Если убийца не чемпион мира по скалолазанию.
— Тогда не знаю, — заявила Наташа, будто муж задал ей сложную загадку, а она не сумела ее отгадать.
— Вот я и говорю: начиталась детективов, — пробормотал Беркович. — Человека убили, а для тебя это задачка на воображение.
Разговор увял сам собой, а на следующее утро Беркович продолжил допрашивать свидетелей, не надеясь уже ни на какое продвижение. На десять часов он вызвал супругов Вейманов, познакомившихся с Кашмиэлями в гостинице за сутки до гибели Ирит.
— Когда вы выходили из номера, — спросил старший сержант, — мог ли там кто-нибудь остаться? Спрятаться, скажем, в шкафу или в туалете?
— Нет, — решительно сказал Рафаэль Вейман. — В шкафу Хагай искал пляжную сумку. В ванной мы с ним по очереди надевали плавки, а в туалет ходила Ида…
— Так и было, — подтвердила женщина.
— А когда Ирит с вами разговаривала, ее голос звучал как обычно? Может, она была напугана…
— Вы думаете, что убийца в это время приставил ей к горлу нож? — удивился Вейман. — Такого быть не могло, ведь Хагай входил в спальню за сигаретами. И голос Ирит звучал нормально. Правда, мы не так долго были с ней знакомы, чтобы точно сказать… Может, немного взволнованно… Или приглушенно… Да нет, нормальный голос…
Беркович задумался. Если Вейманы и Хагай Кашмиэль говорили правду, то должны были врать горничные и другие свидетели, находившиеся в коридоре. А если врали супруги Вейман? Нет, это невозможно, ведь показания Кашмиэля были точно такими же! Не могли они втроем убить Ирит! Зачем? И ведь Вейманы действительно познакомились с Кашмиэлями только в гостинице, прежде у Кашмиэлей таких знакомых не было, это следует из опроса подруг Ирит. А может, они все-таки были знакомы и тщательно это скрывали, потому что уже давно задумали убийство и готовили алиби?
Беркович хмыкнул: Наташу он обвинял в излишнем пристрастии к детективам, а сам? Что за мелодраматический сюжет пришел ему в голову? Глупо все это. Глупо и сложно. Так преступления не совершаются. Преступления по сути просты. Сложности придумывают романисты, чтобы было интереснее.
Отпустив Вейманов, Беркович придвинул к себе протокол вчерашнего допроса Хагая Кашмиэля. Врач-гастроэнтеролог. С Ирит знаком пять лет, три года как состояли в браке. Детей не было. Ссор не было…
Могла ли быть убийцей горничная? Если не обращать внимания на показания других свидетелей, то могла, хотя скорее — чисто теоретически. Разве что все служащие гостиницы, кто был в коридоре, дружно решили врать в ее пользу.
Сомневаться в показаниях Вейманов тоже не приходилось. Разве что… На самом деле живой никто из них Ирит не видел, они лишь слышали ее голос. Что если все-таки убийца в это время находился в спальне? Нет, глупости. Туда входил Хагай — за сигаретами. И даже если убийца там был, то как он потом ушел?
И все-таки… Вейманы не видели Ирит. Что если…
Идея, конечно, представлялась Берковичу абсурдной, но другой просто не было. Как говорил Холмс? Если все объяснения невозможны, то выберите невероятное… Конечно, Холмс — всего лишь персонаж. Не сам ли Беркович ругал Наташу за ее любовь к литературным героям?
Полистав бумаги, Беркович нашел на одной из страниц номер сотового телефона Веймана.
— Вы хотите, чтобы мы вернулись? — спросил Рафаэль, услышав в трубке голос старшего сержанта. — Мы уже выезжаем со стоянки…
— Нет, — сказал Беркович. — Ответьте только на один вопрос: где находился Хагай, когда вы слышали из спальни голос Ирит?
— Мы с женой сидели на диване, а он приоткрыл дверь в спальню и спросил Ирит, где лежит пляжная сумка. А потом Ида спросила…
— Спасибо, — сказал Беркович и положил трубку.
Следующий звонок он сделал Офре Газит, лучшей подруге Ирит, знавшей ее с детства. Офра была свидетельницей романа подруги с самого ее знакомства с Хагаем.
— Театр? — удивилась Офра вопросу Берковича. — Да, любил. И даже где-то играл, в каком-то клубе… Извините, я тороплюсь, сегодня ведь похороны…
— Только один вопрос, — сказал Беркович и, получив именно тот ответ, какого ждал, положил трубку.