«Почему он не мог просто попросить уважаемого человека написать и подписать заявление о своём участии в преступлении?»
«Это было бы безумием», – ответил Ники. «Ведь он будет подвергаться шантажу до конца своих дней.»
«А разве его не шантажируют таким образом, с его отпечатками на записке о выкупе?» – спросил я.
Ники посмотрел на меня в отчаянии. «Вы забываете, что он получил записку. Скорее всего, он запечатал конверт и сам опустил его в почтовый ящик. Она адресована ему самому, его отцу или богатой тётушке. Она приходит в его дом, как и любая другая почта. Как только деньги будут выплачены, он уничтожит её.»
«А не может ли он тогда пойти в полицию и настучать на своего единомышленника?»
«А как он докажет, что было предъявлено требование о деньгах?» – едко ответил Ники.
Мы все уселись поудобнее, каждый мысленно прокручивая в голове общую картину, которую теперь можно было составить из первоначального рассказа Джонстона и дедуктивного анализа записки с требованием выкупа, проведённого Ники.
Чем больше я думал об этом, тем больше убеждался, что Ники прав. Два брата живут вместе в большом доме. Филипп – старший, бедный и больной, обязанный своему богатому преуспевающему брату за крышу над головой. Его странные друзья – неужели кто‑то из них первым предложил этот план? Возможно, он не считал себя настолько больным, как утверждал его брат – врач. С большой суммой денег Филипп мог стать свободным и независимым. Но подозревал ли доктор Джон, что его брат замешан в заговоре против него? Может быть, именно поэтому доктор Джон был так несговорчив? Но почему Филипп вызвал частного детектива? Этот нюанс беспокоил меня. Затем я увидел всю картину. Доктор, добропорядочный гражданин, работавший в общественных комитетах, настаивал на обращении в полицию, несмотря на угрозу, содержавшуюся в записке. Филипп немного поволновался, но в конце концов уговорил Джона вызвать частного детектива. Позже у доктора возникли подозрения. Возможно, Филип даже признался в этом перед самой смертью. И теперь доктор боялся поручить расследование полиции, опасаясь, что она раскроет причастность его брата к этому делу.
«Есть только один маленький момент», – сказал Ники, казалось, повторяя мои мысли вслух. «Партнёр, получивший записку, вряд ли передал бы её в полицию. Мне интересно узнать, как она попала в ваши руки.»
«То, что у нас есть записка, ничуть не вредит вашей теории», – сказал Джонстон и продолжил пересказывать историю в том виде, в каком он изложил её нам. «Я предполагаю, что преступный партнёр – это Блэки Венути», – закончил он.
Ники кивнул. «Да, я бы сказал, что на это кое‑что указывает. Последний раз Глорию видели в его клубе. Венути мог не опасаться, что след приведёт к нему, ведь всё дело, в некотором смысле, было подстроено. Возможно, её даже держали всё время прямо в клубе.»
«Мы выжмем пот из Венути», – мрачно сказал Джонстон. «Жаль, что мы не можем сделать то же самое с уважаемым партнёром.»
«А почему бы и нет?» – спросил Ники.
«Потому что, как я уже говорил, Филипп Риган вчера умер.»
«Или был убит», – сказал Ники. «Это было бы довольно просто. У человека было больное сердце. Резкий удар в область живота, вероятно, сделал бы это. Если бы там был след, его можно было бы легко объяснить тем, что он упал на что‑то во время сердечного приступа.»
«Что вы имеете в виду, профессор?»
Ники пожал плечами. «Вы видите двух братьев. Доктор Джон хорошо одевается, ходит в ночные клубы, работает в гражданских комитетах, и всё такое прочее. А Филипп болен и слоняется в халате и тапочках, небритый, копошась в саду. Вы сразу предполагаете, что доктор Джон – богач, а Филипп – бедняк.» Он оглядел нашу маленькую компанию, и его взгляд остановился на Экклзе из графства Норфолк, высоком, стройном, худощавом мужчине лет шестидесяти пяти. Обращаясь к нему, он сказал: «Если бы у вас был миллион долларов, что бы вы сделали?»
Экклз улыбнулся. «Я бы ходил на рыбалку почти каждый день.»
Ники одобрительно кивнул. «Именно так. Представляю, как чувствовал себя Филип Риган. У него было много денег, и он мог делать всё, что хотел. Поэтому он баловал себя. Он одевался, как ему хотелось, и не брился, когда не хотел. И он мог позволить себе, чтобы его младший брат бросил медицинскую практику и занимался его здоровьем. А Джон настолько пристрастился к плотским утехам, что ради прекрасной одежды, машин, кучи денег на расходы и светской известности был готов служить старшему брату мужской сиделкой. Не думаю, что Филиппу было бы легко справиться с этой задачей. Во‑первых, он был больным человеком. Полагаю, он иногда своевольничал, угрожая оставить младшего брата без гроша. Так что доктор Джон Риган сыграл в азартную игру – в надежде добиться определённой независимости – и проиграл.»