— Ребята! — Толя Туманов приподнял слабую руку с длинными и бледными пальцами. Сверкнул перстень. — Я прочитаю вам стихи. Не мои, к великому моему отчаянию, потому что они гениальны. Никогда еще в поэзии не было такого обнажения страсти, такого обнажения таинства двух...
— Не надо стихов. Толя, — сказал Гриня. — Поэзия — вещь хрупкая, нежная. Наше время не подходящая почва для ее пышного произрастания. Не цветы, а больше сорняки растут сейчас в изобилии. А люди сорняков не любят. Жизнью все больше управляет техника, наука.
Феликс Панкратов, перегибаясь через столик, взмахнул руками и взвизгнул:
— Нет, Гриня! Техникой меня не заманишь! Мой отец — инженер. Он восхищается новым цехом, новым станком, каким-нибудь приспособлением, как прекрасной поэмой. Меня это возмущает. Я не люблю ни цехов, ни станков, честно признаюсь. Не потому, что я белоручка или бездельник. Я просто не выношу однообразия. У меня, такого маленького очкарика, огромные запросы в жизни.
— Какие, если не секрет? — спросил Боря Берзер.
Феликс сбросил с носа очки, обнажив близорукие узенькие глаза на мальчишеском личике, и неожиданно рассмеялся.
— В том-то и вопрос, что я не знаю, чего мне больше всего хочется. Мчаться в автомобиле со скоростью ста пятидесяти километров в час или плыть на белом корабле. Куда, зачем? Честное слово, не знаю!
— Тебе пора жениться, — высказался Саша Конский, и все рассмеялись над таким нелепым выводом.
Феликс заслонил лицо очками, махнул на Конского рукой.
— Дурак!
Гриня Названов поудобнее уселся в кресле и, не отрывая от меня взгляда, продолжал развивать свою мысль.
— Наука с каждым годом становится все более могущественным диктатором для человечества. Скоро она сотрет все границы, отбросит принципы, идеологии, объединит людей на чем-нибудь одном. А если люди станут сопротивляться, хвататься за свои принципы, за взгляды, за убеждения, она. я имею в виду науку, их уничтожит.
— В страхе перед наукой мы, по-твоему, должны отказаться от своих идей, целей и броситься в объятия капитализму? — спросил Боря Берзер. — Или покорно опуститься на колени перед твоей, именно твоей наукой, как перед чудовищем и умолять; пощади! Дешевая твоя философия, твоя вера.
— Не знаю, — сказал Названов, — дешевая она или дорогая — не торговал. Но так будет. Так должно быть. Время такое. — Он обернулся и через плечо посмотрел на меня и на Борю. — А чем вы богаты? Верой в коммунизм? Примитивно и — не ваше. «Коммунизм заточает сознание и дух человека в железную клетку, низведя его до уровня, ужасающе близкого к положению социальных насекомых».
— Кто мог сказать такую чушь?—крикнула я.
— Не помню кто, кажется, Пристли, — ответил Гриня. — Да это и не важно. Важно, что напечатано, а мною прочитано.
Подонок вроде тебя, — зло и грубо отозвался Боря Берзер. — С того, любимого тобой берега голос подали, а ты подхватил!
— Мне не хочется вам возражать, — сказал Гриня с невозмутимой улыбкой. — Когда человек не находит, что ответить или возразить, он пускает в ход оскорбления, а то и кулаки.
— На это они мастера! — выкрикнул Феликс Панкратов. — Только дай ключ, моментально все разнесут. И человеческую личность превратят в кашу!
— А по-моему, — скромно сказала одиноко сидевшая в углу девушка, — без веры во что-ни-будь невозможно жить.
Толя Туманов тихо промолвил:
— Надо верить в прекрасное, в самое высокое в человеке — в его дух.
— Надо верить прежде всего в себя, в свои силы, — сказал Гриня Названов и без стеснения потянулся в кресле. — Взгляните на опыт великих людей. Они пробивались к вершинам без опеки так называемого коллектива, а вопреки воле этого коллектива. Коллектив не терпит выдающихся.
Одинокая девушка вздохнула.
— Скучно среди вас, как на кладбище...
Только сейчас я почувствовала, как ненавистны мне эти так называемые «личности». И болтливый тщедушный Феликс с его ужимками, и сытый, красивый Названов с его наглой невозмутимостью, и Толя с налитыми тоской глазами.
— Болтуны вы все! — высказала я в лицо Названову. — Красивыми рассуждениями прикрываете вы свое ничтожество и душевную пустоту. Вот уж кто социальные насекомые, так это вы вместе с вашим Пристли! Претендуете на какую-то значительность мысли, на самостоятельность, на оригинальность! А сами пустые эгоисты. Вся ваша забота — это чтобы вам было выгодно, весело и удобно жить. Наглухо закрыли окна и двери, как бы не просквозило свежим ветром! С вами можно задохнуться от скуки, от тоски!.. Ух, рассуждающие мещане, как от вас тошно! Жизни ни черта не знаете, выросли за папенькиной спиной, выучились на чужие деньги и теперь с высоты своей образованности обливаете всех презрением! «Свобода личности! Делать то, что мне хочется! Жить бесконтрольно!» Умники с мертвыми глазами!.. «Чтоб ты ко мне прильнула телом» — вот ваш идеал. И вера, и красота, и свобода личности — все в этом!..