У Феликса Панкратова слетели с пуговки носа очки и приоткрылся рот. Близоруко щурясь. он попятился от меня в угол, где Толя Туманов, застенчиво улыбаясь, хрустел тонкими и бледными пальцами рук, — я больно задела его, повторив строчку стихов. Дина, защищая Толю, крикнула мне:
— Сами-то вы кто такая? Подумаешь!..
Боря Берзер шепнул мне:
— Молодец, Женька!
Я встала.
Вошел Вадим. Точно с разлету, наткнулся он на препятствие — обескураженно замигал, не в силах разобраться, что тут в его отсутствие произошло, почему у всех такие странные, такие возбужденные лица и почему установилось такое неловкое молчание.
— Эй, друзья, какая черная кошка пробежала между вами? Или вы с голода приуныли? Женя, куда ты?
— Я не хочу находиться здесь, — заявила я решительно. — Мнe противно. Мертвецы какие-то. Не удерживай меня, Вадим. Прости.
Я пробежала мимо изумленных тетушек Вадима, в передней схватила пальто и ушла. На улице облегченно вздохнула. Морозный ветер остужал пылавшие щеки. В тот момент мне. быть может, острее; чем раньше, необходим был один человек — Алеша.
Едва я успела открыть дверь в квартиру, как Нюша, подбежав ко мне, нетерпеливо, ликующим голосом известила:
— Прилетел!
— Где он? — У меня вдруг затрепетали руки, и я никак не могла расстегнуть крючки на шубке.
Папа вышел в переднюю. Рядом с ним стояла мама, и взгляд ее как бы сдержал меня — я не кинулась, как мне хотелось, а молча подошла и поцеловала его. По вздрагивающим моим плечам он понял, как сильно я взволнована. Он снял с меня пальто, передал его Нюше, затем взял меня за руку, как девочку, и увел в мою комнату.
Мы сели — он в кресло, я на краешек тахты — и поглядели друг другу в глаза. Папа ободряюще кивнул седой головой.
— Ты прилетел из-за меня? — спросила я.
— Пожалуй, что да, из-за тебя. Ты довольна?
Я заговорила, захлебываясь от торопливости:
— Очень!.. Ты даже не представляешь, как хорошо ты сделал, что приехал!.. Я совсем извелась тут без тебя...
Синие глаза его чуть сузились от улыбки.
— Ну?..
Я не знала, с чего начать.
— Ну, говори, я слушаю.
— Папа, ты не станешь возражать, если мы с Алешей переедем сюда, к вам?
— Нет. Буду рад — мне недостает мужского общества. Только почему к нам? Вы переедете к себе. Вот ваша комната, да и вся квартира в конце концов будет ваша.
Тогда ты должен к нему съездить и пригласить его сам. Тебе он подчинится.
Папа насторожился.
— Подчинится? А тебе? Тебе разве он не подчиняется? Разве вы не совместно приняли такое решение?
— Нет, — сказала я. — Алеша не соглашается сюда переезжать. Заладил одно и то же: «Дача построена не для нас, квартира дана не нам!..» Упрямый как осел!
— Выходит, вы крепко поссорились? — Я кивнула.
— И ты пришла за моей помощью? — Я опять кивнула.
— И давно ты здесь?
— Уже двенадцатый день. Я думала, ты дома...
Папа откинулся на спинку кресла.
— Я уже начинаю кое-что соображать...
— Я не могу больше так жить... — произнесла я упавшим голосом.
— Тяжело?
В этом вопросе просквозила вдруг веселая ирония, и меня охватило чувство возмущения: почему он так спрашивает? Неужели ему неизвестно, что не у всех жизнь легка и безоблачна. Меня учили музыке, пению... Лишь к главному не приучили — к жизни с ее трудностями и лишениями. Исполняли все мои капризы, ни на что не было запрета, получала все, что захочу. Я хотела заявить папе, что воспитывали меня неправильно. Но ничего этого я, конечно, не сказала, не посмела.
Папа развеселился.
— Слушай, Женя, да он молодчина, Алешка твой! Настоящий парень. Тебе просто повезло! С таким не пропадешь. А ты нос повесила. Как мы начинали жить? Спроси у матери. Солдатский паек надвое делили. Постоянного угла не знали. Она тоже училась. И не жаловалась, к родителям за поддержкой не бегала. Алеша все сам для себя хочет создать. И ты помоги ему в этом... — Папа погладил мне щеку. — Я понимаю, в каком затруднительном положении ты очутилась. Я поеду к нему. Не для того, чтобы привезти его сюда жить. Я хочу привезти тебя к нему, помирить вас. Навсегда.
Назавтра папа повез меня в общежитие к Алеше. Как мы встретимся после такого длительного перерыва, после моей глубокой вины, что произойдет после этой встречи, я точно не знала. Но меня мучила настоятельная потребность высказаться, вычерпать и выгрести из души все, что накопилось в ней хорошего и скверного за все это время, чтобы легче было жить, дышать. И я твердо знала, что мне смертельно- необходимо видеть Алешу, Папа сидел рядом и держал мою руку в своей, поглядывал на меня, улыбаясь.