Выбрать главу

Атрет стиснул зубы и в гневе сощурил глаза.

— Поостерегись…

— Чего? Твоего гнева? Ты уже сделал со мной самое низкое, что только мог сделать. Ты смел только тогда, когда у тебя в руках меч или копье, Атрет. На арене тебе нет равных. Но в самом важном, что только может быть в жизни, ты жалкий трус!

Рицпа резко встала и вернулась к своей постели. Улегшись возле корзины, в которой спал Халев, она повернулась на бок и накрылась одеялом.

Атрет тоже лег на свою постель, но не мог заснуть, потому что до него доносился тихий плач.

22

Когда Феофил вернулся, Атрет все еще лежал без сна и в тусклом свете светильника наблюдал за ним. Римлянин тихо прошел через помещение и остановился возле Рицпы. Ночью Халев просыпался, и она покормила его. Закончив кормить, она заснула, продолжая держать его на руках. Феофил наклонился и осторожно поправил укрывающее ее одеяло.

Атрет медленно поднялся, почувствовав гневный жар в груди при виде такого проявления нежности. Феофил посмотрел на него и выпрямился, не показывая своего удивления тем, что германец не спит. Он непринужденно улыбнулся, но его улыбка гасла, по мере того как он всматривался в лицо Атрета.

— Что случилось?

— Когда мы уйдем отсюда?

— Сегодня, — шепотом произнес Феофил. — Город в хаосе. Воинов призвали тушить пожар и бороться с паникой. Нам будет проще слиться с массой людей, которые сейчас бегут из города.

Атрет забыл о своем гневе.

— А как насчет лошадей?

— Купим их, когда уйдем на север. Там они дешевле. К тому же, если мы будем спешить, то только привлечем внимание воинов, которые патрулируют дороги.

— Нам нужно будет продовольствие.

— Руф уже об этом позаботился. Еды возьмем на неделю и будем все это время держаться главных дорог, где меньше риска наткнуться на воинов Домициана, которые ищут тебя.

— Что Домициан?

— Его гнев несколько поутих.

В последних словах Атрет уловил какую–то недосказанность, и он понял, что случилось что–то страшное.

— Что ты от меня скрываешь, римлянин?

Феофил мрачно посмотрел на него.

— Пунакс убит.

— Убит? Как?

— Его отправили на арену, обвинив в укрывательстве врага императора.

Атрет изрек проклятия и отвернулся. Он задумчиво потер шею.

— Ну что ж, по крайней мере, Пунакс получил то, что хотел, прославил себя хотя бы еще на несколько дней.

— Боюсь, что нет.

Атрет обернулся и пристально посмотрел на Феофила.

— Домициан приказал скормить его диким псам.

— Псам?! — поразился Атрет. Нельзя было придумать более позорной казни, чем скормить приговоренного диким животным. Такая смерть считалась самой унизительной. Атрет посмотрел на Феофила и нахмурился. — Но этим все не кончилось, правильно я понял?

— Домициан приказал допросить ланисту римского лудуса.

— Бато, — глухо произнес Атрет. Его сердце так и подпрыгнуло.

— Его схватили и пытали. Когда же от него не удалось получить тех сведений, которые им были нужны, Домициан выпустил его на арену против другого африканца. Бато ранил его, и толпа показала ему поллис версо. Но твой друг вместо этого убил своим мечом самого себя.

Атрету показалось, что его зажали в огромные тиски. Его охватило бесконечное отчаяние. Застонав, он отвернулся, не желая показывать римлянину свои чувства. Еще две смерти были на его совести.

Феофил понимал, каково ему сейчас.

— Домициан ответит за все, что натворил, — спокойно сказал он, положив руку на плечо Атрету.

Атрет отдернул плечо от его руки.

— Перед кем ответит? Перед своим братом, императором? — усмехнулся он, и на его голубых глазах показались слезы гнева. — Или, может быть, перед Римом, который жаждет человеческой крови на потеху толпе?

— Перед Богом, — сказала Рицпа, стоя в другом углу криптопортика с Халевом на руках.

— Извини, Рицпа, — сказал Феофил. — Я не хотел тебя будить.

— Скоро рассветет, — сказала она, глядя на отверстие в потолке. — Лучше уж я соберу Халева и соберусь сама.

Феофил перевел свой взгляд с нее на Атрета, почувствовав, что в отношениях между ними возникла какая–то напряженность.

— Что ты так смотришь?

Феофил многозначительно посмотрел на него.

— Собери все, что хочешь с собой взять. Через час уходим, — сказал он и пошел собираться сам.

* * *

На восходе солнца Феофил, Атрет и Рицпа с Халевом, которого она укутала и привязала к спине, слились с толпой людей, покидающих Рим. Небо было серым от дыма, а в воздухе стоял тяжелый запах дыма и копоти. Они шли пешком по дороге среди множества небогатых погорельцев, тогда как граждане побогаче везли свое имущество в повозках, явно торопясь в свои загородные владения. Рицпа поправила Халева у себя на спине. И хотя привязан он был достаточно надежно, с каждой пройденной милей ей казалось, что он становится все тяжелее. Когда от долгого ограничения в движении малыш начал ерзать и плакать, Рицпа развязала шаль и ослабила перевязь, давая ему чуть больше простора. Спустя еще милю Халев снова заплакал. Рицпа была без сил.