— Да, помню.
— Атрет принял это в свое сердце. Он ранит сейчас односельчан своими словами. Он безжалостно режет им правду. Благая Весть в его руках стала оружием.
Феофил сел и сжал руки между коленями.
— Он научится.
— После того как сам же подтолкнет этих людей обратно в руки Тиваза?
— Они и не вырывались из его рук.
— И что, разве поведение Атрета поможет им вырваться? Я боюсь за них всех, Феофил. Я боюсь за Марту и детей. И больше всего я боюсь за Атрета. Он готов за Господа в огонь и воду, но где у него любовь? — Иногда Рицпа задумывалась, что, может быть, Атрет больше заботится о спасении своей гордости, чем о спасении душ.
— Чего ты так боишься, Рицпа? — спокойно спросил ее Феофил. — Неужели ты думаешь, что Божий план окажется слабее человеческого упрямства?
Его спокойный тон заставил ее успокоиться и выбросить из головы беспокойные мысли.
Она знала, о чем в действительности спрашивал ее Феофил. Верит ли она во всемогущество Бога? Верит ли она, что у Бога есть план относительно Атрета, ее самой и этого народа? Верит ли она в Иисуса настолько, чтобы знать, что Он завершит начатый Им труд?
Бог поставил перед ней один вопрос, простой, но откровенный: «В кого ты веришь, Рицпа? В других людей? В себя? Или в Меня?».
Слезы потекли у нее из глаз.
— Моя вера слаба.
О Господи, Боже мой. Я такой плохой сосуд. Жалкий. Смешной. Почему Ты трудишься во мне?
— У тебя есть то, что дал тебе Бог.
— Этого недостаточно.
— Кто лучше всех знает, что тебе нужно, как не Бог, сестра моя?
Рицпа подняла голову и подставила лицо теплому солнцу. Ей хотелось, чтобы слова Феофила запали ей в душу, запомнились на всю жизнь. Она опустила голову и закрыла глаза.
— По утрам, когда мы вместе молимся, Атрет так спокоен. Он счастлив. Утром я верю, что ничто не помешает Господу исполнить Его волю в нашей жизни. Меня наполняют уверенность и надежда.
Рицпа взглянула на своего друга, и ей так захотелось быть похожей на него.
— Но потом, когда я слушаю все эти перебранки, мне становится интересно, кто на самом деле властвует над нами.
Она посмотрела на синее небо и плывущие в нем белые облака.
— Иногда мне так хочется, чтобы Иисус вернулся прямо сейчас, сию минуту, и все расставил на свои места. Так хочется, чтобы Он сотряс землю и открыл всем глаза на замыслы сатаны. Чтобы Вар, Фрейя, Марта, все остальные, живущие в страхе перед Тивазом, все поняли. — Рицпа вспомнила выражение лица Марты. Бедной женщине было страшно и стыдно. — Как мне хочется, чтобы они увидели Иисуса во всей Его славе, во всем Его могуществе. Тогда бы они поняли, что Тиваз — ничто. И стали бы свободными.
— Даже те, кто видел знамения и чудеса Иисуса, не все поверили в то, что Он — Сын Божий.
— Атрет поверил.
— Атрет был готов поверить. Кто–то уже посеял в нем семена веры еще до того, как ты его встретила.
— Хадасса.
— Он стремился поверить во Христа. А чудеса еще не открывают человеку путь к вере, есть вещи, которые важнее чудес, — учение о спасении.
— Да. Мы ждем и надеемся. И молимся.
Феофил улыбнулся и ничего не сказал.
Рицпа вздохнула.
— Терпение никогда не было чертой моего характера.
— Ты научишься.
— Иногда меня мучает вопрос, как именно я этому научусь. — Рицпа тоскливо улыбнулась Феофилу. — Разве тебе самому не хочется, чтобы Иисус пришел прямо сейчас и спас нас от всех этих бед?
— Каждое мгновение…
Рицпа засмеялась.
— Слава Богу, я не одинока. У меня есть идея. Почему бы нам не построить дом, в котором мы могли бы прославлять Господа, запереться в нем и никогда оттуда не выходить?
Она, конечно же, шутила, но Феофил видел по ее глазам, как бесконечно она несчастна.
— Какой свет может сиять из запертого дома, дорогая? Бог хочет, чтобы мы шли в мир, а не прятались от него.
Улыбка исчезла у нее с лица, и в глазах осталось только разочарование.
— Вот Атрет и не прячется. Он как будто снова выходит на арену, бросается на всякого, кто с ним не согласен. При этом дубасит без разбора брата, односельчан и друзей. — Рицпа махнула рукой в сторону деревни. — Когда я ушла, он криком пытался объяснить, что такое мир Божий, что он значит для хаттов. Мир, Феофил. Да как они поймут, что это такое, если Атрет даже говорить с ними нормально не может?
— Он научится, Рицпа. Он обязательно научится. Нам нужно быть терпеливыми к нему.
— Так же как он терпелив к ним?
— Нет. Как Бог терпелив к нам. О чем бы ты сейчас ни думала, все–таки в первую очередь ты сейчас должна думать не об Атрете. В первую очередь мы всегда должны помнить о Господе.