Атрет обратил на это внимание. Тут он ничего поделать с собой не мог. Аномия умело выдержала паузу, наслаждаясь своей победой. Его глаза померкли. Прекрасно. Она пробудила в нем похоть, и ему приходится бороться со своими чувствами. Ну и пусть борется. Тем значительней будет ее окончательная победа. И страсть.
— Нам нужно поговорить, — сказала она.
— О чем?
Такой немногословный. Все чувства напряжены.
— Я тут слушала, что ты сегодня говорил. Тот Бог, о Котором ты рассказываешь… кажется мне интересным.
— Да, действительно, — сухо произнес Атрет.
Аномия улыбнулась ему.
— Ты мне не веришь?
— А я обязан?
Он не похож на Вара, но это даже хорошо. Вар скучный, слабый, предсказуемый.
— Может, ты боишься говорить о своем Иисусе с молодой жрицей Тиваза?
Атрет сжал губы.
— Я просто не могу спокойно смотреть, как младшая сестра Ании несет какое–то служение.
Аномия не показала ему, что разгневалась. Как он смеет насмехаться над ней, как будто над какой–то глупой и хилой девчонкой? Скрыв свои истинные чувства, Аномия иронично надула губы, изобразив притворное удивление.
— Может, ты боишься, что я задам тебе вопрос, на который ты не сможешь ответить?
Атрет посмотрел на нее с вызовом.
— Спрашивай.
— Как мы можем отвечать за то, что сделали какие–то мужчина и женщина тысячи лет назад?
Атрет рассказал ей о встрече Адама и Евы с сатаной, повторив то, что когда–то рассказал ему Феофил, но жрица только засмеялась.
— Забавная, но глупая история, Атрет. Неудивительно, что никто тебе не верит.
— Что же в ней глупого?
Аномия сделала вид, будто удивилась его вопросу.
— Как легко тебя одурачили, — сказала она, изобразив на лице огорчение. — Ты сам–то подумай, что говоришь. Почему мы должны быть виноваты в том, что тысячи лет назад сделали какие–то мужчина и женщина в том месте, которого ты сам никогда не видел и о котором никогда не слышал? Ты был там? Нет. Может, я там была? Тоже нет. Ты бы мог стоять и спокойно смотреть, как кто–то соблазняет твою жену? Я всеми силами пыталась представить себе такое, но… — Аномия выдержала эффектную паузу, как будто с ней произошло что–то очень неприятное. Потом она повернула голову в сторону леса, где римлянин заканчивал строительство своего грубенхауза.
Взглянув мельком на Атрета, она увидела, что Атрет смотрит туда же. Он — страстный мужчина, и в нем легко пробудить самые разные эмоции. Поэтому нетрудно будет пробудить в нем подозрительность по отношению к этому римлянину и сомнения в верности маленькой ионийской ведьмы.
Атрет нахмурился. Где же Рицпа? Он велел ей выйти, думая, что она вернется, как только Халев успокоится. И вот теперь ее уже нет больше часа. Атрету стало не по себе от мысли о том, что она осталась наедине с другим мужчиной, пусть даже с Феофилом.
Аномия с нарастающим раздражением почувствовала, что Атрет забыл про нее. Он двинулся прочь, но она преградила ему путь и положила руку ему на плечо.
— Куда ты, Атрет?
— Искать жену.
Она видела, как Атрету хочется поскорее отыскать жену, и ревность разожгла ей кровь. И что он нашел в этой смуглой чужестранке?
— Она в лесу, с этим твоим другом из Рима, — сказала Аномия, посеяв в нем семя злобы.
Атрету не понравилось, как она это сказала. Что за игру она затеяла?
— Еще один вопрос, Атрет. Что это за непонятный грех такой, в котором ты якобы виновен? И почему ты позволяешь какому–то римлянину убедить тебя в этом? — сказала Аномия, поливая водой семя, которое только что посадила. Глядя в красивое лицо Атрета, она молча помолилась Тивазу, чтобы сомнения в сердце Атрета пустили корни и выросли.
Пусть Атрет отвернется от этого пришельца и повернется ко мне! Нашли на него свои чары. Пусть он станет моим!
Атрет убрал ее руку со своего плеча.
— Поговорим как–нибудь в другой раз, — сказал он и пошел прочь.
Аномия смотрела ему вслед, приоткрыв рот и сжав руки в кулаки.
Атрет шел по главной улице деревни.
«Она в лесу, с этим твоим другом из Рима».
Атрету стало досадно, что одной этой фразы оказалось достаточно, чтобы пробудить в нем нехорошие мысли. Рицпа еще ни разу не дала ему повода усомниться в ее верности, как и Феофил. И все же какая–то явно лживая фраза заставила заиграть его воображение! Он понимал, что пыталась сделать Аномия, но опять же ничего не мог с собой поделать. И воображение уже рисовало ему картины — его жена лежит в грубенхаузе Феофила…