52
Атрет внезапно проснулся и, тяжело дыша, уставился в потолок. Постепенно он успокоился, и его сердце забилось ровнее, когда он понял, что лежит на соломе в холостяцком доме, а вокруг раздается молодецкий храп спящих воинов, изрядно повеселившихся накануне. Выпив немалое количество пива и меда, все спали теперь богатырским сном.
От выпитого вечером вина все тело у него болело, а голова просто разламывалась. Он пил до тех пор, пока не потерял способность стоять на ногах, но и это не могло отогнать от него невеселые мысли и заполнить ту пустоту, которую он уже давно чувствовал в своем сердце.
Атрет думал о Рицпе. До сих пор у него перед глазами стояло ее лицо, каким оно было в тот момент, когда он ее ударил. И он не мог забыть это мгновение. Он пытался оправдать свой поступок. Если бы она назвала ему имя убийцы, все сейчас было бы в порядке. Феофил был бы отомщен, и все было бы так, как всегда.
Но живущий в нем Дух противился этой мысли. Он не давал Атрету покоя, постоянно тревожил его. Напрасно Атрет пытался обмануть сам себя, правда жила в нем помимо его воли.
«Паси овец».
Атрет застонал. Привстав, он потер лицо. Головная боль стала сильнее, его мутило. Сон показался ему таким реалистичным, что никак не выходил у него из головы. Он встал и, шатаясь, вышел на задний двор дома, где его вырвало. Когда спазмы прекратились, он тяжело прислонился спиной к стене и сощурился от яркого полуденного солнца. Давно ли наступил день?
Впрочем, не все ли равно? Он никуда не собирался. Ничего не делал.
Он давно забыл, что значит жить без надежды, без любви.
Силы покидали его. Ни дня не проходило, чтобы он не жаловался на свою судьбу. Ему казалось, что на нем лежит чья–то тяжелая рука. Жизненной энергии в нем становилось все меньше, как будто приступ гнева высасывал из него все силы. Не проходило ночи, чтобы ему не снилась смерть, или жизнь такая ужасная, что жить не хотелось. Перед глазами всплывали бесчисленные лица людей, которых он лишил жизни. Он видел умирающего Бато, которого убил он сам. Он видел Пунакса, разрываемого на куски собаками. Иногда он бежал с ним рядом, и его сердце готово было выпрыгнуть из груди от неимоверного напряжения сил, а за спиной раздавались дикое рычание и щелканье смертоносных зубов.
Иногда он видел во сне Юлию, которая кладет Халева на скалы и смеется, глядя, как Атрет не может дотянуться до сына, а младенца смывает морская волна. Когда же Атрет бросался в холодную воду, отчаянно пытаясь найти сына, Юлия исчезала. Потом он видел Халева, то плывущего по волнам, то исчезающего под водой, до которого он никак не мог доплыть.
Но самым мучительным был сон, в котором он видел Рицпу, стоящую в слезах возле грубенхауза. «Почему ты не сделал того, о чем он тебя просил? Почему ты не пас овец?» И всюду, куда бы Атрет ни посмотрел, — в лощине, среди деревьев, в домах, на деревенской улице — лежали мертвыми люди, которых он знал или знает, — как будто они занимались своими повседневными делами и внезапно умерли. Руд, Хольт, Юзипий, Марта, Вар, его мать, дети — все были мертвы!
«Почему ты не пас овец?» — плакала Рицпа в это утро, перед тем как Атрет проснулся. А потом она исчезла, поглощенная какой–то внезапно нахлынувшей тьмой, и он остался один, лицом к лицу с необъяснимым ужасом.
Атрету хотелось стряхнуть с себя эти ужасные воспоминания.
«Паси овец».
— Я пытался! — простонал Атрет вслух. Разозлившись, он поднял голову к небу. — Я пытался, но меня никто не слушал!
— Ты уже говоришь сам с собой, Атрет?
Он резко обернулся на мягкий и слегка насмешливый голос и увидел Аномию, стоявшую неподалеку от холостяцкого дома. Она улыбалась ему вызывающей улыбкой. Когда она направилась к нему, он не мог удержаться от того, чтобы не взглянуть на ее фигуру, роскошную и грациозную.
— Большая была пьянка накануне вечером?
— Что ты здесь делаешь?
— О-о, вдобавок еще и головная боль. — Жрица покачивала небольшим кожаным мешочком в руках. — Здесь есть кое–что, от чего тебе станет полегче.
Взгляд ее голубых глаз казался ему невыносимым. Она подходила все ближе и ближе, и он уже чувствовал аромат снадобий, которыми она натирала свою кожу. В нем пробуждалась страсть. Когда она заглянула ему в глаза, он почувствовал в ней голод — ненасытный, манящий, животный… и его плоть отреагировала на это.
— Хочешь, чтобы тебе стало лучше?
Путь к искушению был открыт. Но Атрет боролся, как мог.
— Откуда ты пришла? — Атрет посмотрел в ту сторону, откуда она появилась. — Эту дорожку знают немногие.