— И теперь он потерян.
— Потерян? По–моему, он нашел то, чего заслуживал. А заслуживал он смерти, женщина.
— Он потерян для вечности.
— Как и тысячи других людей. Как были бы потеряны ты, Халев и я, если бы он остался жив.
— Но не так, как он, — сказала Рицпа. — Ты даже не знаешь, о чем я говорю. Ты даже не понимаешь, что ты сделал!
Его взгляд стал еще холоднее, а на лице отразилось отвращение.
— Ты что же, жалеешь его?
— Он был не спасен, и теперь он мертв. Да, я жалею его. Ты убил его, не оставив ему ни малейшего шанса.
— Шанса для чего? Снова предать меня? Я его не убивал. Я всего лишь привел в исполнение приговор. Если бы я оставил его в живых, я бы лишился свободы и самой жизни, как и мой сын. И я должен был оставить его в живых после этого? Пусть его кости сгниют!
— Но мы могли бы уйти так, чтобы он не узнал об этом.
— Он уже все сообщил Гаю. Далеко бы мы, по–твоему, ушли, если бы Серту все стало известно? И где бы был сейчас Халев?
Лицо Рицпы побледнело, когда она поняла, куда Атрет уходил сегодня вечером и что он сделал. От того, что она проговорилась, убитыми оказались два человека, а не один.
— Боже, прости меня, — сказала она, закрыв лицо руками. — О Боже, прости меня. Лучше бы я ничего тебе не говорила.
Рассердившись, Атрет схватил ее за запястья и опустил ей руки.
— За что тебя прощать? За то, что ты уберегаешь моего сына от плена? За то, что ты спасаешь меня?
— За то, что я вынудила тебя снова убивать!
— Тише ты, — зашипел на нее Атрет, заметив, как какой–то человек обернулся в их сторону. Он отвел Рицпу за груду ящиков. — Ты предупредила меня о том, чего я сам по собственной глупости не заметил. Ты спасла всех нас от арены.
— И после этого можно считать, что ничего не случилось? — сказала Рицпа голосом, дрожащим от слез. — Из–за меня погибло два человека. Лучше бы я держала свои подозрения при себе.
— И где бы, по–твоему, был сейчас этот мальчик, если бы ты промолчала?
— Там же, где и сейчас, но только без крови на руках его отца!
Атрет в отчаянии выругался:
— Женщина, да ты совсем спятила. Ты же ничего не знаешь. Мы бы все втроем уже были в лудусе.
— Но мы оба свободные люди…
— Ты думаешь, Серта волнуют твои или мои права? У него полно друзей, обладающих большой властью, такой властью, которая и не снилась твоему апостолу и всем его последователям вместе взятым. Стоит ему замолвить словечко, где надо, и твоей свободе конец, — сказал Атрет, крепко обхватив ладонями ее лицо. — Ты знаешь, что ждет женщин, которых отправляют в лудус? Они идут по рукам гладиаторов, заслуживающих награды. Может быть, и я бы дождался, когда тебя приведут ко мне в камеру. Рано или поздно.
Она попыталась освободиться.
— Что, не нравится? — сказал Атрет. — Ты что же, не знала, что получает гладиатор, когда хозяин им доволен? — Его губы скривились в иронической ухмылке. — Женщину на ночь, а стражники через решетку с удовольствием смотрят на это. Не очень–то приятная перспектива для такой женщины, как ты, правда? Можешь не сомневаться, Серт на это пойдет, не моргнув и глазом.
Рицпа отчаянно хотелось, чтобы он замолчал, как хотелось выбросить из головы нарисованные им страшные картины.
— Даже если все то, что ты сказал, правда, ты не имел права никого убивать.
Атрет побледнел от гнева.
— Сегодня вечером я убил двоих. Я хотел их убить, и не жалею об этом. Скольких бы мне еще пришлось убить ради того, чтобы мой сын оставался со мной, если бы я снова стал выходить на арену? А если бы на арене убили меня, что пользы было бы Серту от какого–то там ребенка? В тот же день Халев оказался бы в одной из палаток под трибунами арены, или это тебе тоже надо объяснять?
— Нет, — просто сказала Рицпа, не в силах больше его слушать.
— Тогда прибереги свою жалость для тех, кто ее действительно заслуживает, — сказал Атрет, отпустив ее.
— Бог указал бы нам путь, Атрет. Я знаю, что это так.
— С какой стати твой Бог стал бы что–то мне показывать?
— Потому что Он любит тебя, как Он любил Галла, и того, другого, которого ты сегодня убил.
Атрет снова схватил ее за подбородок.
— Скажи мне, женщина. У тебя сердце болит за того человека, который предал твоего Христа?
Его слова больно резанули Рицпу, потому что посеяли в ней семена сомнений.
— Я точно так же виновата в том, что ты сделал.
Он резко отпустил ее.