Атрет открыл мешок, который был привязан к его поясу, и дал Рицпе горсть сухих зерен. Такую же горсть он отправил себе в рот. Открыв мехи с вином, он налил вина Рицпе в ладони.
— Мехи уже почти пусты, — сказала Рицпа, выпив немного вина.
— Потом возьмем еще, — сказал Атрет, снова взваливая мехи себе на плечи. — Корми ребенка по пути.
В город они вошли, когда солнце уже клонилось к закату. У городских ворот недовольно ворчали торговцы, потому что их не пускали с повозками до утра. После захода солнца всякое движение транспорта по улицам Рима запрещалось.
— Далеко нам еще? — спросила Рицпа, выбившись из сил.
— Далеко, — угрюмо сказал Атрет. Его взору издалека открылся императорский дворец, и он знал, что до арены, которая была ему так хорошо знакома, еще несколько часов пути. Если он найдет лудус, ему легче будет разыскать гостиницу Пунакса. Если нет, он разыщет кого–нибудь, кто сможет передать послание Бато, ланисте римского лудуса. Было уже поздно, а идти было далеко. Атрет еще мог бы дойти, но Рицпа очень устала.
Атрет заметил небольшой парк неподалеку.
— Эту ночь переночуем здесь.
Рицпа обратила внимание на шатающихся поблизости людей, чей вид не внушал доверия, но не стала протестовать. Если они вздумают напасть, пусть обо всем позаботится Атрет.
Начинало холодать, на небе собирались темные тучи. Атрет повел Рицпу по узкой тропе между деревьями. Скоро они подошли к увитому виноградником фануму. Рицпа остановилась и уставилась на него, испытывая нехорошее предчувствие.
— Вспоминаешь, как мы в последний раз сидели в таком же сооружении? — насмешливо спросил Атрет.
— Я буду спать там, — сказала Рицпа, указав на ряд густых кустов.
— Не думаю.
— А мне плевать, что ты думаешь! Я устала, голодна и ссориться с тобой не собираюсь!
Он услышал ее дрожащий голос и понял, что сейчас она заплачет.
— Будет холодно, Рицпа.
— Не смей говорить мне о тепле! — Выхватив одеяло из поклажи на его плече, Рицпа оставила германца на дороге и направилась к кустам.
Стиснув зубы, он направился к фануму и устроил там себе постель. До него доносился плач Халева, который в темноте звучал особенно жалостливо. Тучи поочередно закрывали луну, погружая фанум и весь небольшой сад во мрак. Плач сына казался Атрету душераздирающим. Раздался гром, и по мраморной арке над головой германца забарабанил дождь.
Атрет встал и решил найти Рицпу, плач сына облегчил ему задачу. Заглянув под большой куст, Атрет увидел, как Рицпа скрючилась под промокшим одеялом.
— Уйди, — сказала она, и Атрет понял, что она плачет вместе с ребенком.
— Женщина, как видишь, не один я такой несгибаемый и упрямый. — Холодный дождь лил Атрету на голову и стекал по спине, под тяжелым шерстяным одеялом, в которое он завернулся. — Подумай о ребенке.
Стуча зубами, Рицпа встала и пошла за Атретом в фанум. Стряхнув влагу со своего шерстяного одеяла, она постелила себе на мраморном полу и легла. Он сидел на скамье и ничего не говорил. Она вся дрожала. Он слышал, как она тихо разговаривала с ребенком. Когда Халев начинал плакать громче, она вставала и начинала его кормить.
Прислонившись спиной к мраморной колонне, Атрет смотрел, как Рицпа лежит, устав от длинной дороги. Когда он убедился, что она спит, он лег рядом с ней и накрыл ее и малыша своим одеялом. Она совсем замерзла. Он пододвинулся к ней ближе, чтобы его тепло могло передаться и ей. Запах ее тела пробудил в нем страсть, и он заставил себя думать о чем–нибудь другом, лишь бы остудить свой пыл. Он стал думать о Галле.
Рицпа была права, напомнив ему о нем. Пунакса он видел только однажды, да и то только по делам. С ним тогда был Бато. И если бы не ланиста, Атрет наверняка бы погиб в ту ночь. По сравнению с другими заведениями, в которых Атрету доводилось бывать позже, гостиница Пунакса была просто жалкой лачугой. Не много же заработал Пунакс за годы своих сражений на арене. Атрет скривил губы в горькой улыбке. А много ли он сам накопил за десять лет своих сражений? Все то, что он заработал, ушло на виллу и ее роскошную обстановку. И все ради Юлии. Красивой, недалекой, развратной Юлии.
Рицпа во сне придвинулась ближе к нему, и Атрет стал дышать осторожнее. Подняв голову, он долго смотрел на нее и сына. Даже во сне она прижимала малыша к себе, защищая его и проявляя к нему нежность. Он убрал ей волосы со щеки и почувствовал, какая у нее мягкая и гладкая кожа. Потом он снова лег и закрыл глаза, испытывая желание поспать самому.