Мы сидим за столом в ресторанчике отеля и разговариваем не обо мне и не о лейтенанте Жозефе Боригаре, на висках у которого уже заметна седина. Мы говорим об этом нелепом убийстве.
- Признавайтесь, господин лейтенант, - я кручу в пальцах хрустальную ножку бокала, - почему вы сразу заявили, что мсье Каро убит? Тогда ведь вы еще не видели тела.
- Сейчас по состоянию трупа тоже нельзя однозначно говорить об убийстве, - поддерживает предложенную мной совершенно незастольную тему Жозеф. - Дело в другом, нет прощальной записки. Хотя бывает всякое, но чтобы литератор, поэт... Я бы не удивился, обнаружив целую поэму рядом с бездыханным телом. Однако ничего такого...
- Возможно ли, что записка была, но ее украли? - начинаю фантазировать я. - Допустим, в записке Каро изобличал того, из-за кого он повесился. Ведь доведение до суицида - уголовно наказуемое деяние? Осмелюсь дать совет: в каждом номере, я в этом убедилась, есть небольшая запечатанная пачка писчей бумаги. Проверьте, вскрыта ли она, и все ли на месте листы?
- Спасибо, я обязательно обращу на это свое внимание. Только я бы хотел вас попросить не называть меня господином лейтенантом.
- Договорились, - легко соглашаюсь я и протягиваю господину лейтенанту руку над столом. - Софи, просто Софи, без фамилии. Идет?
- Жозеф, - улыбается со своей стороны стола мой старый знакомый и осторожно пожимает мне ладонь. Сама собой образуется пауза, в которой нет никакой неловкости. - Но дело даже не в записке, - наконец продолжает Жозеф. - Шнур от гардины. Он, конечно, потерт, и как раз посередине, там, где соприкасается с роликом, но не настолько, чтобы мог оборваться. Я осмотрел такие шнуры на других окнах. С уверенностью могу вам сказать: этот специально перетерли и оборвали, скорее всего, уже после того, как Каро был задушен. А для того, чтобы перетереть веревку подойдет любой не слишком острый нож, осколок стекла, пилка для ногтей, да все что угодно.
- То есть вы подозреваете, что убийца, не обладая достаточной силой, чтобы подвесить тело...
- Совсем необязательно. С-софи, - запнувшись, снова пускается в объяснения Жозеф, - чтобы задушить с помощью удавки здоровенного парня, нужно быть настоящим профессионалом. Это если жертва не обездвижена. А Каро, прежде чем задушить, ударили по затылку, а потом по тому же месту приложились краем стула. Якобы на этот стул повесившийся упал, когда оборвался шнур.
- И все ваши умозаключения основаны только на том, что веревка, по-вашему же мнению, не могла оборваться сама?
- Да, - Жозеф вдруг беззаботно улыбается и поднимает свой бокал, призывая чокнуться с ним.
Послышались голоса, и в зале ресторанчика стали появляться гости. В первый момент я удивленно оглядываюсь по сторонам. Когда днем наша компания прибыла в Пти-Лавини, никого из живых постояльцев на месте не оказалось. 'Никого из живых', - надо же, я так и подумала. Подобные остроты, скорее, в духе моего бывшего издателя из Штатов. Все 'живые' еще утром отправились на яхте на прогулку к острову... Как же его? Жозеф говорил... А, Роэлан!
Кристоф не пожелал присоединиться к 'живым'. Ох, как же все-таки заразен этот американский юмор! Тело поэта обнаружила горничная уже после того, как компания постояльцев отправилась в свое путешествие.
Да, отправились только гости отеля. Хозяйка яхты, мадемуазель Клэр Трюффо, каждый год летом приезжает, точнее, приходит под парусом в Пти-Лавини и по крайней мере месяц с помощью своей яхты 'развлекает' гостей. Что ей за это перепадает от хозяев отеля, Поль не знал. Поль - это тот самый портье. Он здесь пока главный и чуть ли не единственный поставщик информации для сил жандармерии. Не считать же за такой источник вконец перепуганную горничную, нашедшую труп.
Гости, пожаловавшие в ресторан, еще не в курсе случившегося, они только что поднялись по тропинке и здесь лишь по причине того, что через зал ресторана лежит короткая дорога от причала к их номерам.
Первой в дверях появляется высокая, отлично сложенная девица. На ней простое дымчато-синее платье без рукавов с большим отложным воротником, светлые волосы пепельного оттенка собраны на затылке и заколоты на японский манер. Ее голубые глаза изумленно распахиваются, при виде формы Жозефа. Если несчастного поэта убила она, то изображает удивление блондинка просто мастерски.
Следом за ней в ресторан рука об руку входят худощавый джентльмен и очень эффектная дама. Дама выглядит значительно моложе своего спутника. Насколько? Сказать трудно, во-первых, из-за искусного макияжа на тонкой светлой коже лица красавицы, во-вторых, из-за нездоровой желтизны обвисших щек ее рослого и в целом подтянутого кавалера. Хотя, возможно, джентльмена подводит бежевая в крупную горчичную клетку пара, которая скрадывает мужественность классического квадратного подбородка, иначе еще называемого волевым.
Спутница клетчатого джентльмена одета в элегантный брючный костюм цвета слоновой кости с черными вставками. Ее длинные прямые волосы, отливающие медью, рассыпаны по плечам, а темные карие глаза чуть прищурены - на улице уже смеркается, и в ресторане множеством ламп под потолком сверкает большая люстра.
Замыкает шествие спортивного вида брюнетка в красной рубашке поло и белой плиссированной юбке до колена. Я знаю - это и есть Клэр Трюффо, видела ее фотографию на обложке какого-то журнала. Она не просто владелица яхты, она - знаменитость, настоящая чемпионка в матчевых гонках, в позапрошлом году выигравшая 'Фастнет'. Наверное, на этом и основан успех прогулок на ее яхте. Ведь круто же звучит, если этак небрежно обронить в компании: 'Когда прошлым летом мы с Клэр Трюффо ходили под парусом'.