Выбрать главу

   Жозеф к нашей компании присоединяется слишком поздно, чтобы понять, о чем идет речь. Я наблюдаю, как Жак прячет остатки сумочки в мешок, оборачиваюсь к моему жандарму и улыбаюсь ему. Не дав опомниться, я протягиваю Жозефу ладонь, он неловко ее пожимает, а я провожу свой коронный прием, в результате которого мой партнер теперь держит меня под руку и мы делаем шаг в сторону от занятой своими делами публики.

   - Я вам все объясню, - шепчу я Жозефу и направляю его шаги вверх по тропинке.

   Не представляю, что думает обо мне Жозеф, но его долготерпение впечатляет. В полном молчании мы шагаем до самого отеля. Уже под кленами мой спутник останавливается, берет меня за руки, разворачивает к себе лицом и внимательно смотрит в глаза.

   - Мне показалось, вы хотели сказать что-то очень важное. Так?

   - С этой сумочкой... - начинаю я.

   - Да-да, я слышал, ее вчера на прогулке потеряла Бекки.

   - Так вы уже обо всем догадались?

   - О чем "обо всем"? - Кажется, Жозеф рассчитывал на какую-то иную тему для разговора.

   - Про сумочку, - не сдаюсь я, - и вообще, кто, как и почему убил Кристофа Каро.

   - Ни о чем я не догадался. А что, у вас есть версия?

   - Почему только версия? Я точно знаю.

   - И-и? - Жозеф снова смотрит мне в глаза. Что там такое в его взгляде? Сперва мелькает сожаление, потом - искорка усмешки, затем - любопытство и, наконец, нетерпение. Еще бы! Кто бы мне сказал, сколько времени мы уже играем в гляделки? Десять секунд, двадцать, минуту?

   - Бекки врет, она не могла потерять вчера эту сумку. Это такой же факт, как...

   - Почему? Есть свидетели, которые видели при ней сумочку после прогулки?

   - Да, нет же! На яхте она была в белом костюме, а на воротнике и здесь, на рукавах, - я показываю, где именно, - такие черные вставки. Как? Ну, как она могла взять с собой коричневую сумку?

   - Хм. Ладно. Допустим, этот факт неоспорим... - В словах Жозефа чувствуется ирония.

   - А раз так, то позвольте рассказать вам, как было дело. А вопросы вы зададите потом. Хорошо? - Я строго гляжу на Жозефа.

   - Валяйте, - соглашается он.

   - Сперва давайте, я с вами соглашусь в том, что убил Каро кто-то из постояльцев отеля. - Я дожидаюсь кивка моего лейтенанта. - Далее, вы должны были обратить внимание на тот факт, что ударить человека по голове в номере особенно-то и нечем. То есть убийца должен был принести что-то тяжелое с собой. Если говорить о мистере Янге... Я не знаю, есть ли какие-то правила на этот счет, но, мне кажется, мужчина, наставивший или собравшийся наставить рога другому мужчине, никогда не подпустит рогоносца с тяжестью в руках себе за спину. А в данном случае, я сомневаюсь, что Каро вообще стал бы разговаривать с Янгом. Следовательно, джентльмена мы исключаем, остаются дамы.

   Теперь давайте вспомним стихотворение, те его начальные строчки, что вы отыскали в блокноте. Почему начальные? Так ведь Бекки зовут... Я хочу сказать, что Имя и фамилию Ребекки Коулман составляют четырнадцать букв, по числу строк сонета. Совершенно ясно - поэт не мог устоять против соблазна написать акростих.

   О чем и о ком это стихотворение, тоже совершенно ясно. Лоран Гюра и ее сигареты с ментолом остались в прошлом. Кстати, у мадемуазель Гюра типичный летний тип внешности.

   - А у Ребекки Коулман - осенний, - проявляет догадливость Жозеф. - Да, я помню, Поль рассказывал о ссоре Бекки и мистера Янга. И еще я сам, без вашей подсказки готов предположить, что супруги официально в браке не состоят, но тем не менее мисс Коулман рассчитывает на значительную долю наследства или даже на все состояние целиком после смерти мистера Янга. И, похоже, у Бекки есть основания для не слишком долгого ожидания... Я - не врач, но цвет лица Янга... и еще, говорят, он похудел в последнее время. Но, Софи, не хотите же вы сказать, что из-за какого-то стиха...

   - А если, ну вдруг, в стихотворении описана какая-нибудь приметная родинка на теле "осени" после того, как она "сбросит"... что там она сбросит? Золотой покров?

   - То есть вы хотите сказать, что Каро шантажировал мадемуазель Коулман?

   - Нет. Это вряд ли. Во всяком случае, о деньгах речи быть не могло. Я думаю, в этот момент для поэта уже гораздо более важным был сам сонет. Образ той осени в сонете затмил оригинал. В общем, Бекки посчитала Каро опасным и неуправляемым. Еще бы! Жалкое стихотворение ей могло стоить наследства. А миллионы были уже почти в ее кармане. Наверно, о творении поэта она узнала неожиданно и не решилась на долгую и тщательную подготовку преступления. Положив в сумочку, в ту самую, коричневую, камень из аллеи, Бекки заглянула в гости к Каро. Попросила показать ей оригинальный текст стихотворения, и...

   Скорее всего, камень из сумки она не вынимала, чтобы не оставить характерной раны и каких-нибудь песчинок на голове жертвы. Сумочка после такой операции, наверняка, пришла в негодность, и ее пришлось выкинуть. Но океан, видимо, был не на стороне коварной... нет, там, кажется, было 'безжалостной' осени.

   - Да, выглядит логично. Надо только сумку приобщить... Там должны остаться следы известняка. Хорошо. Вы предпочтете сами рассказать господину помощнику окружного прокурора эту историю? Нет, могу и я от своего имени, но... Мсье Кавелье здесь, он как раз опрашивает служащих отеля.

   - А вы? Разве не вы проводите расследование? - Я удивлена и немного обижена. Стоило ли связываться? И ради кого? Ради этого мсье Кавелье? - Тогда зачем вы сюда приехали? Нет, вчера - понятно, а сегодня?

   - Я, гм...

   - Постойте, - я вспоминаю начало нашего разговора. - Вы, кажется, собирались поговорить со мной о чем-то еще? И о чем же?