Давид высоко поднимает бокал, и зал вторит ему, повторяя жест.
Всю свою речь друг смотрел на подданных, обращаясь к ним, но каждое его слово прицельно било по мне, словно он говорил лишь для меня, пытаясь донести мне, что отчаяние — не выход.
Пожалуй, в чем-то Давид прав. Сегодняшний вечер и ночь могут стать последними в моей жизни. Нужно насладиться ими в полной мере, хотя бы на несколько часов отбросить свои мрачные мысли о возможной грядущей смерти, тьме, что пытается подобраться ко мне, Райнхольде, которого я, возможно, больше никогда не увижу. Лучше улыбнусь и отправлюсь танцевать.
Помирать, так с музыкой.
— Традиционный танец в честь дня Миросотворения, — объявляет церемониймейстер, и Давид ведет Кейтлайн в центр зала, оставляя меня одну на невысоком пьедестале, предназначенном для королевской семьи. — Музыку.
Плавная неспешная мелодия растекается по залу. Образовав круг, придворные наблюдают за королем и королевой, которые кружатся в танце, не обращая внимания ни на кого, кроме друг друга.
Присоединиться к королевской чете дозволено уже после третьего такта, поэтому постепенно зал заполняется танцующими парами.
— Разрешите вас пригласить? — вздрагиваю и на секунду прикрываю глаза, молясь всем богам, чтобы мне не почудилось.
Когда поворачиваю голову, сразу утопаю в голубом бушующем океане глаз.
— Райнхольд, — пораженно выдыхаю я, не смея шелохнуться, чтобы видение не развеялось.
Такой красивый. Выделяется из толпы. В праздничном тёмно-синем мундире полисмена Рэгнолда, застегнутом до последней серебристой пуговицы, черных брюках, обтягивающих мощные бедра, высоких сапогах. Светлые с серебряным отливом волосы стянуты в низкий хвост, лицо с идеальными чертами спокойное, уверенное. Он словно сошел с моей картины или появился из моего сна.
— К вашим услугам, герцогиня, — мужчина склоняет голову и протягивает мне руку. — Подарите мне танец?
Вкладываю подрагивающую ладонь, пальцами ощущая горячую сухую кожу мужчины.
— Это и правда ты, — все еще не могу поверить, хоть и следую за уверенно ведущим меня в самый центр круга герцогом.
— Правда, я, — соглашается мужчина и, обнимая меня за талию, уверенно ведет, вовлекая в танец. — Я скучал.
У меня перехватывает дыхание от признания, сказанного вот так просто. Мужчиной, для которого еще несколько дней назад эмоции казались чем-то враждебным, ненужным.
— И я скучала, — признаюсь и сильнее сжимаю плечо герцога, чувствуя жесткую ткань мундира. — Почему ты здесь? В такую ночь. Принято праздновать день Миросотворения с родными.
— Мне кажется, что я именно там, где должен сейчас быть, — Райнхольд наклоняется ко мне и, наплевав на все приличия, целует меня.
На краткий миг вижу серебристые и голубые искры, возникающие между нами с первым касанием губ, но они быстро рассеиваются. А возможно, их и не было в реальности, только перед моими глазами, закрывшимися от наслаждения таким желанным прикосновением.
Наш поцелуй длится одновременно целую вечность и всего лишь мгновение.
— Я согласна, — шепчу, когда Райнхольд отстраняется, продолжая вести меня в танце.
— Согласна? — переспрашивает, наверняка не понимая, что я ответила на вопрос, который он задал несколько дней назад.
— Согласна стать твоей женой, — поясняю я, с удовольствием наблюдая темнеющие глаза мужчины, в которых загораются радостные огоньки.
— Я вряд ли смогу стать когда-то более счастливым, чем сейчас, — мужчина прижимает меня плотнее и я ощущаю быстрое биение сердца в его груди.
— Я тоже, — шепчу я.
В этот вечер, рядом с Райнхольдом, мне удается отбросить все дурные мысли.
Танцуем еще несколько танцев, потом отходим к столу с напитками и закусками, а я только теперь замечаю, как красиво и необычно украшен зал к празднику. Цветные шары разных размеров, переливающиеся блестками, парят в воздухе над головами собравшихся, золотисто-оранжевые светлячки освещают пространство лучше дневного света, величественно возвышающееся в конце зала дерево жизни радует глаз разноцветным серпантином из лент. Смеюсь, вспоминая, как Кейт два дня назад ругалась с организатором, который предлагал развесить по стенам перья жар-птиц.