Вслед за отцом Гамзатов и сам начал переводить Пушкина на аварский язык. Его переполняло волнение, когда он читал поэту, хотя бы и бронзовому, его стихи на аварском языке. И Гамзатову слышалось в ответ:
По-новому, будто впервые понимая смысл начертанных на пьедестале строк, Гамзатов читал:
И принимал как завет, как высшее назначение поэта, как панацею от идеологического дурмана:
Однажды он увидел, как памятник начали заколачивать досками, как будто готовясь к новой войне. Не хватало лишь аэростата над головой. Оказалось, что это не война, а ссылка.
Пушкину было не впервой. После ссылки за написание «возмутительных» стихов он создал «Кавказского пленника» и этим, писал Евгений Вейденбаум, «ввёл в моду взгляд на горцев, как на “гордых сынов Кавказа”, воюющих не ради хищничества, а в защиту своей “дикой вольности”, или из рыцарской любви к бранным забавам». Во время путешествия Пушкин живо интересовался нравами и бытом народов Кавказа, размышлял о средствах, могущих поселить в крае мир и процветание, «когда народы, распри позабыв, в великую семью соединятся».
В 1949 году, на празднование 150-летнего юбилея Пушкина, приезжал отец Расула — Гамзат Цадаса. В память о том событии он написал стихи:
В том же стихотворении «Пушкину» Цадаса пишет и о своём сокровенном желании, хотя и не называет Расула по имени:
Но теперь, когда отшумели торжества, вольнодумного поэта ссылали в монастырь. Вернее — собирались переместить на другую сторону улицы Горького, где раньше стоял Страстной монастырь. После революции в нём размещался музей Союза безбожников СССР. В 1937 году монастырь, как и многие его прихожане, был «репрессирован». Его снесли тоже к своего рода юбилею — столетию смерти Пушкина, бронзовый памятник которого будто наблюдал с Тверского бульвара, как рушат историю и веру.
Памятник перевезли в ночь на 4 сентября, по рельсам. На новом месте его вновь повернули к улице Горького, которая до того была Тверской. Памятник установили примерно там, где прежде высилась колокольня Страстного монастыря. Пушкин и сам был как вечевой колокол:
Эта странное перемещение из одной эпохи в другую вызвало много суждений и мистических толкований. Студенты Литинститута сочиняли прощальные оды и смешные
эпиграммы. Расул Гамзатов не знал, что и думать. Оказываясь на Тверском бульваре, он привычно оборачивался к памятнику, которого уже не было на прежнем месте. Теперь он стоял дальше от Литинститута, зато уже не спиной, а лицом к молодым поэтам.
В отличие от Лермонтова, Толстого и многих других писателей, в Дагестане Пушкин не был. Но Гамзатов убеждал друзей, что Пушкин в Дагестане всегда был и есть. Гости Расула и сами могли в этом убедиться. Ясный профиль поэта был сотворён самой природой, он и теперь отчётливо виден на краю гор, спускающихся к морю, по пути из Махачкалы в Дербент. Увидев это чудо природы, Николай Доризо написал: