Кобэ прочел, потом пролистал весь дневник.
— Это чей? Хираты?
— Да. Я нашел его, когда разбирал бумаги профессора в университете. Мы с ним расследовали дело о подлоге, имевшем место на прошлогодних экзаменах, и у меня сложилось впечатление, что Хирата решил отказаться от этого расследования, оставив все как было.
— Это имеет какое-то отношение к Исикаве и Оэ? — спросил Кобэ.
— Да. Самое непосредственное. Весьма и весьма слабый студент занял на экзаменах первое место, потому что талантливый Исикава написал за него сочинение, и Оэ, присутствовавший на экзаменах как наблюдатель, незаметно подсунул его нерадивому кандидату. Оэ впоследствии получил за это большие деньги, а Исикава за свои труды — почти ничего. Он придумал, как поправить дело, начав шантажировать Оэ. Но по чистой случайности его записка вместо Оэ попала к Хирате.
Кобэ слушал с величайшим интересом.
— Продолжайте!
— Хирата попросил меня помочь выявить вымогателя и его жертву. Мы установили, что Исикава и Оэ питают друг к другу неприязнь, когда Оэ был неожиданно убит. Я попытался восстановить последовательность событий. Вне всякого сомнения, Исикава продолжал оказывать давление на Оэ, который, в свою очередь, обратился к тому кандидату за очередной суммой, чтобы откупиться от Исикавы.
Кобэ задумчиво насупился:
— К кому именно он обратился за очередной суммой?
Когда Акитада назвал ему этого человека, тот возразил:
— Это имя ни разу не всплывало в ходе расследования.
— Потому что все искали подозреваемого среди коллег Оэ. У убийцы в большей мере, чем у других, имелись причины желать смерти Оэ, и его характер прекрасно вписывается в обстоятельства совершенного преступления. Нисиока, который интересуется подобными вещами, согласился бы сейчас со мной. Теперь насчет возможности — была ли она у него. Как и все, он присутствовал на поэтическом празднике, и если мне не изменяет память, Оэ читал там стихотворение, в котором содержалась прямая угроза этому человеку. Думаю, он вышел из парка и последовал за Оэ к храму Конфуция. Возможно, для того, чтобы просто побеседовать с ним, попробовать договориться. Увидев Исикаву, который вышел из храма один, он вошел туда и обнаружил там беспомощного Оэ, привязанного к статуе мудреца. Внезапно возникшее желание убить Оэ овладело им с такой силой, что он не мог противиться ему.
Кобэ задумчиво покачал головой:
— Все это лишь домыслы. Чтобы произвести арест, мне нужны доказательства. Кстати, а где эта записка вымогателя, полученная Хиратой?
— Наверное, сгорела при пожаре. — Кобэ развел руками. — Исикава мог бы подтвердить факт экзаменационного подлога… если, конечно, он еще жив. — Акитада вытер пот с лица. Вместе с влагой на ладони осталась сажа с развалин дома Хираты. — Кстати, я спрашивал в монастыре Ниння. Там Исикавы нет.
— Ну а теперь мой черед сообщать новости! Он жив, и мы схватили его. Исикаву привезли вчера из монастыря Онье, что к югу от столицы. Пока он мало что сказал, но поверьте мне, наш убийца пойман. Хотите поговорить с ним? — Акитада вспомнил про бамбуковые палки, служившие неизменным средством для выколачивания показаний на полицейских допросах, и внутренне содрогнулся, однако кивнул. Кобэ встал. — Тогда пошли!
Они направились через двор к зданию тюрьмы. Кобэ отдал необходимые распоряжения и предложил Акитаде сесть на деревянном полу в комнате для допросов. Писец, заняв свое место за столиком, начал растирать тушь и шелестеть бумажками. Вскоре привели заключенного.
Двое стражников тащили волоком сопротивлявшегося Исикаву. В этом жалком создании, безжалостно поставленном перед ними на колени, Акитада не сразу признал высокомерного юного красавца студента. На Исикаве было перепачканное кровью рваное монашеское одеяние. На бритой голове виднелось несколько кровоподтеков, такие же были на голых ступнях и на закованных в цепи руках, а разбитое лицо распухло до неузнаваемости. Парень съежился на полу, дрожа всем телом.
— Сражался как тигр, — объяснил Кобэ Акитаде и крикнул арестованному: — Ну-ка сядь!
Исикава не отреагировал на его слова, и один из тюремщиков пнул его ногой в ребра, крикнув:
— Делай, что тебе говорят, дерьмо собачье!
Студент застонал от боли и с трудом сел. Его правый глаз затек от побоев и ничего не видел, кровь из разбитого носа перепачкала впереди всю одежду. Взглянув на Акитаду здоровым глазом, Исикава сразу узнал его. Слегка расправив плечи, он поклонился.
— Ну? Теперь готов говорить? — угрожающе прогремел Кобэ.
— Господин учитель, — пробормотал арестант, вперив уцелевший глаз в Акитаду. — Пожалуйста, объясните им, кто я такой, и скажите, что я ничего не совершил.
— Почему на тебе монашеское облачение? — спросил Акитада.
— Я скрывался, потому что боялся.
— Ага! — взревел Кобэ. — Значит, ты признаешь, что убил преподавателя?!
— Нет! Я не убивал его! Клянусь, я не делал этого! Я только привязал его, и все! Зачем мне убивать его? Он платил мне за проверку сочинений и дал бы хорошие рекомендации на выгодное место после сдачи экзаменов. — Он снова с мольбой уставился на Акитаду: — Пожалуйста, господин, скажите им!
Акитада наклонился вперед, не сводя с него внимательного взгляда.
— Ты признаешь, что привязал Оэ к статуе мудреца?
— Да, признаю. — Губы Исикавы брезгливо задергались при воспоминании об этом. — Он был так пьян, что все время падал на пол, вот я и придумал ему подходящую подпорку.
— На редкость добрый поступок с твоей стороны, — заметил Акитада, изогнув брови. — Особенно если учесть твою стычку с ним, произошедшую совсем незадолго до этого. Помнишь вашу встречу за трибунами во время состязания? Что все это означает?
Здоровый глаз Исикавы удивленно округлился.
— Понятия не имею, о чем вы говорите.
— Ладно, ладно! Я сам видел тебя. Ты набросился на Оэ.
Разбитое в кровь лицо Исикавы стало угрюмым.
— Да ничего особенного не было! Просто он напился и нес всякую чушь.
— Врешь ты все, дерьмо собачье! — взорвался Кобэ. — Он угрожал тебе, и ты ударил его!
Стоявший за спиной у Исикавы тюремщик со всего маху огрел его по голове и по плечам рукояткой кнута. Студент со стоном повалился вперед.
Акитада поморщился, и Кобэ жестом велел тюремщику прекратить побои. Тот повиновался и отступил, но Исикава так и лежал распростертый на полу.
Сурово посмотрев на Кобэ, Акитада сказал студенту:
— Сядь и отвечай на вопросы правдиво, тогда тебя не будут бить. Здесь расследуется дело об убийстве, и ты, как парень неглупый, должен понимать, что содействие полиции в твоих интересах.
Исикава сел и распрямился.
— Хорошо. Только нельзя ли попросить чего-нибудь попить?
Когда Акитада повернулся, чтобы потребовать воды, Исикава взглянул на него с мольбой и надеждой. Он жадно пил из деревянного ковша, которым тюремщик зачерпнул для него воды из стоявшей в углу кадки. Вытерев рукавом рот, он заговорил:
— Этот ублюдок обманул меня, и я сказал ему об этом. А обманул он меня так. Ему пришло в голову заработать денег на стороне, обеспечить своему знакомому богатею первое место на экзаменах. Зная, что у меня нет денег даже на горячую еду и поэтому я прибираюсь на кухнях и в общежитиях за несколько медяков в день, он попросил меня отказаться от сдачи экзамена в этом году, но написать экзаменационное сочинение и передать ему. Оэ предложил мне за это огромную сумму, обещал первое место на экзаменах в следующем году и выгодное распределение на службу впоследствии. Но то, что я, как лучший студент, займу первое место, все понимали заранее, и мне совсем не хотелось болтаться в университете еще целый год, поэтому я отказался. Вот тогда-то этот ублюдок и начал угрожать мне. Что, дескать, он постарается, чтобы я не занял первое место, что, кроме меня, у них есть другой, не менее одаренный претендент, и что рекомендаций от Оэ я не получу, даже если завоюю первенство. Мне пришлось согласиться, но обещанных денег он мне так и не заплатил. Оэ дал мне проверять студенческие сочинения за какие-то жалкие гроши и продолжал кормить меня сказками, из раза в раз повторяя, что ему самому не заплатили. Но я-то знал другое. Что он строит загородный дом на принадлежащие мне деньги и собирается удалиться отдел, выгодно продав свою должность. — Исикава злобно сплюнул, свирепо сверкнув уцелевшим глазом. Акитада очень хотел хоть отчасти найти удовлетворение в том, что его гипотеза подтвердилась, но гибель Хираты и чудовищность всей этой грязной истории наполняла его негодованием и обезоруживала. К Исикаве же, напротив, казалось, вернулась былая заносчивость. Встретив взгляд Акитады, он криво усмехнулся. — Уж коль вы решили сунуть свой нос в это дело, господин «профессор», знайте: на поэтическом празднике я только лишь напомнил Оэ про должок. Вот и все.