Сам я тоже хочу, пока не превратился в совсем уж иностранца, повидать родителей и своего любимого дедушку.
Желание Рауля было исполнено во многом еще и потому, что некоторые курсы, которые Рауль думал прослушать, читались только в осеннем семестре следующего года. Дедушка Густав принял “модификацию” своего плана, тем более что они ведь “согласны в том, что изучение коммерции в новых землях принесет пользу”.
Поскольку южноамериканское путешествие откладывалось, летом появилось время для поездки домой, чего так горячо жаждал Рауль и особенно его мать. “Для твоей матери это наверняка будет большой радостью, так что можешь предпринять соответствующие шаги для организации приезда домой”, – объявил Густав Валленберг.
Дед хотел, чтобы Рауль приехал в Швецию летом, а не в “самый сезон”, в период накала светской жизни. Он смертельно боялся, что мировоззрение Рауля как человека, повидавшего мир, пока еще “недостаточно твердо и четко выражено, чтобы служить защитой от ветрености и удовольствий, царящих дома”, – писал он Раулю 11 мая. Независимо от содержания это письмо – блестящий образец сочной риторики, присущей языку Густава Валленберга:
Разумеется, делать общие выводы будет неправильно, но, когда видишь, как два наших принца и представитель младшего поколения в нашем собственном роду до такой степени утратили контроль над собой, что, не думая о последствиях, берут и связывают себя с лицами, принадлежащими к совершенно иной породе, – это говорит о необходимости быть осторожными. Тем самым они интеллектуально разрушают способность своей расы и своего класса противостоять яростным нападениям снизу на достижения культуры, стоившие многовекового труда. Такое может случиться в результате мгновенного заблуждения, под влиянием безудержных природных инстинктов. Перед этой опасностью юноша оказывается беззащитным, если только он заранее не вооружился, если не приобрел настолько обширного знания жизни, что не потеряет контроля над собой. Когда ты попадешь в подобную ситуацию, мне было бы скорее по душе, если б ты проявил цинизм, чем наивную доверчивость. Увлекаемый шармом юной девушки, ты никогда не должен забывать, что женская красота есть не что иное, как более или менее удачное расположение жира под кожей. Внутренняя красота обусловлена расой, характером и талантом. Эти качества не выставляются напоказ, в отличие от тех, что привлекают глаз и возбуждают чувства. В наше время борьба за существование настолько тяжела, что молодой человек, желающий обрести независимость, не может ограничивать своей мобильности, вступая в чересчур ранний брак. Шанс, полученный тобой в виде интернационального образования, не должен быть потерян. Его необходимо использовать, чтобы приобрести независимость прежде, чем ты свяжешь себя такими обязательствами. Я наблюдал и наблюдаю, что недостаток мобильности у наших первопроходцев во многих случаях происходит из того, что их жены желают видеть их дома, чтобы муж был чем-то вроде церемониймейстера, обслуживающего их тягу к светской жизни, которая в основном сводится к демонстрированию туалетов и возбуждающих чувства форм. Так что, когда приедешь домой, с чем бы ты ни столкнулся на балах, не забывай изучать и пожилых дам и размышлять о том, как они будут выглядеть через 20 лет. Наши семьи могут служить образцом, которым мы гордимся. Ни одна из них не создавалась с помощью дрыгающихся ног и обнаженных грудей, и все презирают накрашенные губы и нарумяненные щеки.
Однако все вышло не так, как думал Густав Валленберг. Летняя поездка Рауля в Швецию не осуществилась. Возникла “замечательная возможность” съездить в Мексику, сообщила Май фон Дардель. Дед согласился и написал ей, сославшись на письмо Раулю, где уже выразил свое беспокойство, что “не стоит думать, что ты всегда прав, и может статься, даже к лучшему, что его посещение Швеции несколько откладывается”.
Будущее Рауля (II)
Не приходится удивляться сговорчивости Густава Валленберга относительно летних планов Рауля. Дед вообще не вмешивался в жизнь внука всю зиму и весну, что было необычно: до этого он был усердным корреспондентом. Однако письмо Раулю от 11 мая – первое почти за пять месяцев. “Порой бывают периоды, когда теряешь желание писать, – объяснял он Раулю. – Так было со мной во время моего пребывания в Ницце. Слишком много было отвлекающих моментов. Извини, что не писал”.
Отвлекающие моменты, которые имел в виду Густав Валленберг, – это не только игра в карты и другие способы времяпрепровождения. В конце апреля он написал письмо брату Маркусу, обвиняя его в том, что тот говорил третьим лицам, что Раулю “следовало бы искать способ зарабатывать на хлеб в кругах политиков – столь дискредитировавших себя у нас”. Видимо, дело было в “красноречивости” Рауля. Своей критикой, писал Густав Валленберг, Маркус нанес ему, Густаву, удар в “самое чувствительное место” – затронул внука. Маркус не ответил на письмо, но попросил посредничества брата Акселя. И тот написал Густаву, объясняя, что Маркус на самом деле желал Раулю исключительно добра. Он напомнил, какую заботу проявил Маркус к отцу Рауля в период его болезни. Это напоминание успокоило вспыльчивого Густава, заставив его объяснить, почему он реагировал так бурно: “Я не отношусь к людям агрессивным, но сказанное возмутило мое отцовское сердце. Мой внук, который так прекрасно развивается, – самое дорогое, что у меня сейчас есть”.
Чтобы понять раздражение и недоверие, возникшие между Маркусом, Густавом и отчасти Кнутом по поводу будущего Рауля, надо представлять ситуацию в поколении клана Валенбергов, которое готовилось взять в свои руки семейный банк и бизнес. Как считал дед, наиболее сильную конкуренцию Раулю составляла “молодежь в нашей собственной семье”. Под “молодежью” подразумевались Якоб и Маркус, принадлежавшие к поколению его сына. В 1934 году Якобу исполнилось сорок два, а Додде – тридцать пять. Таким образом, они были значительно старше Рауля, но после смерти Рауля-старшего Густав Валленберг, скорее всего, видел своего внука почти их сверстником. Раулю предстояло осуществить то, что из-за безвременной кончины не смог сделать его отец, и в конкурентной борьбе за посты и влияние дед был полностью на стороне внука.
Мексика
Помимо учебы Рауль этой весной вел “чрезвычайно приятную жизнь”. По воскресеньям они с друзьями совершали “длинные пешие прогулки в шведском стиле”, он впервые стал играть в гольф и вошел во вкус. Он часто ходил в библиотеку, читая там книги об Англии и Германии, а также последнюю книгу Уинстона Черчилля “Размышления и приключения”, “как обычно, очень хорошо написанную”, “с таким прекрасным языком”. Он также развлекался, делая рисунки пастелью и развешивая их по стенам комнаты, которую снимал. “На двух стенах у меня рай с Адамом и Евой, слон, свинья, жираф, коралл, павлин и масса деревьев и холмов. На двух других – ратуша, белый пароход, пересекающий Атлантику, и нью-йоркский порт в аллегорических образах”. Сам Рауль думал, что все его картины – “не очень художественные”, но его преподаватель Жан Поль Слуссер считал иначе и попросил сделать рисунок большого формата мелом и пастелью для стены в коридоре перед его рабочим кабинетом. Слуссер вспоминал: “Он работал над картиной несколько дней, а может быть и недель, и она вышла так хорошо, что провисела у меня год или больше. По размеру она была примерно 12 × 15 дюймов. Там были отличные большие фигуры в цвете, группами. Картина давала ощущение настоящей фрески, во всяком случае, так мне казалось”.
Рауль покинул Энн-Арбор сразу после окончания учебного года. Под “замечательной возможностью”, упомянутой в телеграмме от Май фон Дардель, подразумевалась тетя Рауля по отцовской линии, Нита, жившая в Мехико, где ее муж Карл Аксель Сёдерлунд работал в крупной шведской фирме АГА. Идея состояла в том, чтобы поехать туда вместе с Лайманом Уодардом, отец которого предоставил в их распоряжение грузовой “форд”. Но, как это уже бывало прежде, когда они планировали поехать куда-то вместе, Лайман был вынужден в последнюю секунду переменить планы, и Рауль отправился в путь вместе с другим своим однокурсником, Диком Шильдсом, у которого был старый легковой автомобиль, тоже “форд”.