Тот, отшатнувшись, растерянно заморгал, на короткое мгновение скидывая желчную личину и выпуская на поверхность того парня, с которым когда-то познакомился Дим.
– Хватит уже! – рявкнул Дим тому, нормальному Ноту. – Сколько можно грызть меня как голодная сука кость?
Нот залился первостатейным румянцем, но тут же злобно прищурил глаза. Дим, тяжело вздохнув, сел на место, понимая, что Нот вернулся в свое паскудное состояние и разговор дальше перельется в очередную склоку.
Дим прятался в тени наспех сколоченного барака от вездесущего ветра, который забивался в рот, в нос, пропесочивал одежду и волосы. Под вечер ему казалось, что он покрывается толстой коркой пыли, которая вот-вот пойдет такими же трещинами, какими была покрыта земля под ногами. Земля… Мать ее эту Азию! Разве это земля? Красновато-бурая, с белесыми пятнами солончака, она вызывала в Диме почти безграничную тоску. Еще и заунывные песни ветра, который тот денно и нощно на все лады распевал, не умолкая ни на минуту. Дим затянулся, прикрывая ладонями тлеющий кончик сигареты и привычно отыскивая Нота среди снующих под палящем солнцем археологов. Тот, опираясь на заступ, с кем-то говорил по телефону, потом, вскинув голову и наткнувшись на взгляд Дима, кивнул в сторону машины. Дим тяжело поднялся, вдавливая в землю недокуренную сигарету, и поплелся к нагретому до невозможности джипу.
– Мы опять кого-то упустили, – Нот распахнул двери машины, пытаясь хоть как-то охладить ее нутро. – Опять кто-то что-то уволок с раскопок, и в ауле в пятидесяти километрах отсюда люди засыпают, на сутки-трое. Потом ходят, как сомнамбулы… Поедем проверим, что за хрень там разгулялась.
Дим нехотя залез в раскаленное нутро машины, поерзав на обжигающе горячей коже в салоне, выкрутил климу на холод.
– Чертова работа, – проворчал он. – Я раньше думал, что маг – это круто: пошвырял фаерболы, пощелкал пальцами, сотворил заклинание и все дела. А тут пашешь как проклятый на этих раскопках, потом часами преешь над какой-то сраной монетой, снимая пустяшное заклятие опустошения. А какой-то узкоглазый кретин утаскивает в кармане найденное грошовое колечко, и ты три дня носишься по степи, ловишь ошалевшую от свободы пери, которая то скот потравит, то арыки завалит. В итоге и пери-то не пери, смотреть не на что. Тьфу ты.
– Думал, на курорт со мной напросился? – Нот резко выкрутил руль, чертыхаясь на метнувшегося из-под колес зверя. – Смотри-ка, то ли волк, то ли собака?
– Волк вроде, – прищурился Дим, стараясь разглядеть удиравшую шавку, – только странный, сам бурый, а хвост белый. Ладно, поехали.
Подогнав машину к крепкому забору из красного кирпича, Нот вышел и, окинув дом придирчивым взглядом, простонал:
– В душ бы.
Из ворот вышла женщина, на ходу обтирая руки.
– Ас-салам алейкум, тате, хозяин дома?
– Айдар, к тебе люди пришли, – крикнула она в глубину двора.
Пока Нот вел затейливые переговоры с хозяйкой, Дим оглядывал словно вымершую улицу. Какое-то смутное несоответствие крутилось и никак не могло найти форму и определение. «Дети!» – мелькнуло вдруг в сознании. Нет детей. Обычно нечастые визиты в такие небольшие аулы всегда сопровождались неугомонным детским щебетом, они, как маленькие магнитики, моментально окружали машину и начинали верещать и беззастенчиво расспрашивать незнакомцев, зазывая их на чашку чая, а то и угощая сразу же тут незатейливыми сладостями.
– А где дети? – прервал Дим затейливые реверансы, в которых рассыпался Нот.
Женщина блеснула быстрым испуганным взглядом, но, тут же отвернувшись, толкнула калитку, наконец приглашая их домой.
– Может, с дороги умоетесь, а я пока чай приготовлю?
Наплескавшись под прохладными струями, Дим с сожалением закрыл кран. Он бы еще часок постоял под живительной влагой, чтобы максимально пропитаться водой. Собирая и отжимая хорошо отросший хвост, по привычке спрятал бледно-синюю прядь в гущу волос. Его первый бой, напоминание о воднике. Серебристо-серые ковыльные пряди, прибавившиеся за это время в хвосте, уже не вызывали никаких эмоций, а эта… Он провел по почти сгладившимся шрамам на руках. До сих пор больной и гнилой занозой беспокоила память. В дверь торопливо стукнули, Дим, вздохнув, перекинул мокрый хвост на спину – все равно минут через десять высохнет, – и вышел.
За щедро накрытым столом его уже ждали. Хозяйка молча и неторопливо плескала в маленькие пиалушки чай, ровно на два глотка, а хозяин плавно гудел о делах домашних, то и дело соскальзывая с темы внезапной сонной болезни, накрывшей аул.
– Разленился народ. Вот и вся история, – он пододвигал Диму с Нотом то одно, то другое блюдо с яркой россыпью восточных сладостей. – Работать не хотят, выдумали себе болячку и пересказывают друг другу, да еще таких важных людей отрывают от дела. Но раз уж приехали, отдохните, чай пейте, угощайтесь. Вечером барашка зарежем, бешпармак сварим. У моей хозяйки тесто самое тонкое.
– Мы все-таки пройдемся, Айдар, – накрыл Нот ладонью свою чашку. – Посмотрим.
– Ой бай, зачем сейчас идти... – затарахтел хозяин после заминки. – Такой солнцепек, отдыхайте, вечером пройдетесь, как раз люди все дома будут. – Дарига! – дернул он женщину. – Накрой там во дворе. Пусть отдыхают. Слушать не хочу! – прервал тут же попытавшегося возразить ему Дима. – Гость у нас самый дорогой человек. Вы уж нас не обижайте.
Женщина тут же метнулась из комнат. Айдар неторопливо поднялся и повел за собой парней, по пути стеная и жалуясь на нелегкую жизнь. Выйдя во внутренний дворик, он провел их под раскидистое дерево, крона которого дарила густую тень, а мелкие колючие розы тяжелым ароматом накрывали все пространство. Под деревом яркой россыпью на расшитом орнаментом одеяле лежали десятки пестрых подушек и стоял низкий круглый стол, уже уставленный сладостями.
– Я вам мешать не буду. Если что нужно, Дарига сделает. Отдыхайте, – он почти насильно усадил их на одеяло и, оправив подушки, направился к дому.
Нот, хмыкнув, растянулся на одеяле и подгреб под себя пару думочек.
– Заметил что-нибудь? – спросил он присевшего рядом Дима.
– Детей нет.
– Детей нет. Я сеть попытался раскинуть, и она у меня с провалами.
– Как это?
– Как будто прорехи. Белые пятна. Тут явно что-то есть и оно… незнакомое. Нет информации, аура не фиксируется.
– Что делать будем?
Нот перевернулся на спину и уставился на крону дерева, как будто в его ветвях могли заплутать ответы. Дим жадным взглядом охватил фигуру парня и, выдохнув, вытянулся рядом. Хотелось протянуть руку и прикоснуться к Ноту. Простым ничего не значащим жестом, просто прикоснуться и не бояться получить в ответ колкие, словно шипы роз, фразы. Их жизнь будто тонула в зыбучих песках, погружаясь под толщу мелких стычек и неприятия. И эти неподъемные пласты взаимных колкостей поглощали то, что вызрело в душе Дима.