– Иди ты на хуй, а?
Головная боль стала стихать, и когда она почти утихомирилась, по темечку хорошо так прилетело. Дим аж присел, оглянувшись: он искал хоть одно мало-мальски правдоподобное объяснение. Вокруг была тишина, где-то гудели невидимые поезда, под фонарями прогуливались проститутки и в стороне суетился народ, но рядом с Димом никого не было.
– Херня какая-то.
Дим был не готов ко встрече со сверхъестественным, ну не укладывалось это в его логичное мировоззрение. Он и раньше на мать вечно рычал, когда она ему булавки от сглаза тайком на одежду цепляла, да еще так, чтобы Дим не сразу нашел. А тут на те… «Это все тот пидор. Встречу – отучу дебильные шутки играть», – решил для себя Дим и успокоился.
Дим разувался в прихожей, стараясь производить минимальное количество шума. Меньше всего он хотел очередную серию скандала от Милы. На кухне в кастрюльке, укутанной теплым полотенцем, его ждало овощное рагу. Это все, что осталось от их с Милой отношений. Крохи. Он уже давно не смотрел на нее горящими влюбленными глазами, да и она уже не искала этот его взгляд. Только вот эта квартира, ипотечным ярмом на шее, общие вилки-ложки и разлом с Мариинскую впадину. Дим протянул руку и, нащупав острую рамку, стащил с холодильника фотографию. Он, длинный, тощий как жердь, и Милка точно такая же, как он. Родители. Которых вдруг резко не стало, как и не стало того, что связывало этих двоих на фотографии. На кухню, тяжело ступая, вышла Мила.
– Как сегодня? – видимо, скандалить она не собиралась.
– Пойдет. Вот, – Дим выложил купюры на стол.
– Чего фотку достал?
– К матери надо съездить, оградку покрасить. К твоим тоже.
Мила вытянула из рук Дима фотографию. Полюбовавшись, тяжко вздохнула.
– И где мои семнадцать лет и пятьдесят килограмм? Наросло, блин. А ты все как телеграфный столб, одни ребра.
Дим промолчал, зная, что Милка не может простить ему своих «перемен».
– Подстригся бы?
– Нет, – упрямо мотнул головой Дим, собирая в толстый хвост каштановую гриву, доросшую уже до лопаток.
– Как пацан, ей-богу.
Дим дернул плечом. Он наизусть знал все Милкины аргументы, как и она знала, что он не уступит.
– На работу когда?
– Сегодня к десяти. Развозка будет далеко, на обед не заеду.
– На рынок нужно, подкинешь?
Дим молча кивнул, встал, помыл за собой чашку и, покосившись на часы, решил подремать остаток времени.
Подняв диван на четвертый этаж «хрущевки», Дим присел на лавочку и закурил. Руки подрагивали, спину ломило, а еще ночью таксовать. Он с раздражением утопил сигарету в подгнившем и оттого рыхлом остове лавочки. Чертова жизнь! Чертова работа! Беспросветность.
Глаза за прикрытыми веками запекло. В душе скрутился в тонкую длинную спираль смерч разочарованной злобы. Почему то накрыло. Вспомнился тот пацан попугайский, что так легко сунул ему штуку и свалил. Ржал, наверное, потом. А он, Дим, за эту штуку как последний придурок на вокзал мотался. Вспомнилась всем недовольная жена. Постылая работа. Вечная нехватка денег. Тесная квартирка. Вспомнился весь список упущенных возможностей. Как-то все разом навалилось и, подпитывая этот смерч, стало вплетаться в него, нарастая и нарастая. Диму казалось, что смерч уже крутится где-то не в душе, а снаружи, он почти явственно ощущал шорох бумаги, танцующей в круговороте его бешенства. Чувствовал, как ветер обдувает его лицо, захлестывая длинные пряди волос. Вроде бы захлопали двери, сработали сигналки, а смерч в душе все наливался грозной силой. Дим открыл глаза и почти задохнулся от пронзившего его страха. Вокруг него все крутилось в бешеной карусели, а он, Дим, был в эпицентре. Хлестанувший Дима страх разрядами молний замелькал вокруг, вызывая у парня еще более пронзительный ужас, и в ответ молнии разрослись, уже сеткой накрывая небо.
– Хватит! – плечи скатывающегося в кошмар Дима кто-то с силой сжал. – Не дури!
Дим, обернувшись, увидел того самого «пидора». Злость и страх, как-то сразу найдя объект, скомпоновались в тугой узел где-то под ребрами, и Дим замахнулся, желая припечатать разноцветного паренька, но его вдруг отшвырнуло, а рука, вошедшая в траекторию для удара, резко подалась вперед, и с нее сорвался черный клубящийся шар дыма, оплетенный сеткой молний. Шар шарахнул об асфальт с оглушающим хлопком, разворотив в нем приличную воронку. Дим, охренев, уставился на парня, пощупал собственную руку. И понял, что сходит с ума, как его соседка. «Бля… в дурке буду среди своих. Однозначно», – подумал Дим и успокоился.
Смерч тут же осел, разметался пыльным рисунком рядом, и наступила тишина. Оглушающая. Как будто кто-то заткнул ему уши. Потом накатилась такая усталость, что Дим, усевшись на бордюр, обещнулся поспать только минуточку. «Как алкаш какой-то», – мелькнула где-то размытая мысль.
– Доброе утро, народ! Сейчас для разгона мы послушаем новый зажигательный хит от Нюши, а потом Натали расскажет, что нам приготовили звезды на день текущий, – бодрый голос диджея вырвал Дима из небытия.
Он сел и оглянулся. Широкая кровать в пустой комнате и решетка солнечных лучей, лежащая на пушистом ковре цвета топленых сливок.
«Херь какая-то, – подумал Дим. – Это я где? Ох ты ж бля!» Утро! Он что, с кем-то завис после работы и не пошел ночевать домой? Милка его точно теперь полгода жрать будет. Стоп!
Стоп. Стоп. Стоп. Вчера ж чертовщина какая-то случилось. А потом пустота.
«Аааааа!» – начало бесноваться внутри.
– Тихо! – резанул пространство голос. – Не пыли!
Дим уставился на того самого попугайского парня, застывшего в дверях комнаты с вилкой в руках. На вилку был нанизан обкусанный кусок колбасы, а в руках парень держал ломтик хлеба с маслом. Эта обыденная картинка более-менее устаканила что-то внутри.
– Как я здесь?.. Ты кто? – наконец нашел слова Дим.
– Ты вчера с непривычки вырубился, я решил тебя подобрать, – поведал парень Диму.
– Что это было?
– Это называется пиздец нормальной жизни, – парень довольно заулыбался и откусил кусок колбасы. – Вставай давай. Голодный?
Дим кивнул.
– Пошли. Разносолов не обещаю, но кофейку плесну.
Дим пристроился на необжитой кухне. Вокруг стояли коробочки из-под фастфуда, грудой в раковине возвышались разнокалиберные чашки, и плотный слой пыли украшал подоконник.
Только турка сияла на деревянной подставке.
– Что все это такое? – выдавил наконец из себя Дим, когда ему пододвинули чашку с крепчайшим кофе.
– Я все расскажу. Только руками не маши, не нервничай и не перебивай. Договорились?